Вам доверяются люди - [154]

— Отлично. Поехали к нему. Вернешь ему деньги при свидетелях и под расписку.

— Но у меня же нет денег.

— Деньги есть, я достал, — мельком, как нечто незначительное, говорит Задорожный и вынимает из внутреннего кармана пиджака пачку денег. — Возьми, тут тысяча.

— Но надо же только шестьсот.

— Возьми, — строго говорит Сергей Митрофанович, — и заплати ему за доставку, за установку, не знаю за что. Говори адрес…

Расторгуев сам отворяет дверь и, узнав Львовского, испуганно прикрывает рот ладонью. Задорожный, не давая ему опомниться, суховато спрашивает:

— Кузьма Филиппович Расторгуев? Покажите, как пройти в вашу комнату.

— У нас, извините, уборка. Все разбросано… — растерянно лепечет Расторгуев, загораживая вход в квартиру. От его обычной развязности не осталось и следа.

— Неважно, — говорит Задорожный, тесня Кузьму Филипповича.

Квартира старая, большая. Пока Расторгуев молча ведет своих незваных гостей по длинному коридору, то из одной, то из другой двери высовываются любопытные лица.

Комната, в которую приводит Расторгуев, большая, в два окна, светлая. Из этой комнаты выход во вторую. Широкая, ничем не занавешенная арка, сквозь которую видна низкая, почти квадратная двуспальная кровать. На кровати разбросаны меховые шубы, костюмы, какие-то отрезы. То же самое на двух диванах в первой комнате. Огромный обеденный стол напоминает прилавок посудного магазина: хрусталь, сервизная посуда, серебряные кубки, жбаны и кувшины. Даже на стульях у окон посуда и большой поднос с ножами и вилками. Телевизор — комбайн «Жигули», такой точно, какой предлагали Львовскому в ГУМе, почему-то соседствует с холодильником «ЗИЛ». Через спинки кресел переброшены давно вышедшие из моды, но не утратившие ценности черно-бурые лисы. На подоконниках выстроились всевозможные вазы для цветов — пустые и изрядно запылившиеся. Настежь распахнуты створки буфета, битком набитого посудой попроще.

— Переезжаете? — с затаенной иронией осведомляется Задорожный.

— Н-нет, — запинаясь, бормочет хозяин, — после кончины мамаши перестановочку делаем…

Львовский болезненно кривится. Ему противно до тошноты, и Сергей Митрофанович понимает это.

Он меняет тон и говорит очень быстро:

— Давайте к делу. Сколько, значит, остался вам должен доктор Львовский за телевизор?

— Помилуйте, — юлит Расторгуев, — это, так сказать, наше личное полюбовное соглашение с Матвеем Анисимовичем, и я, извиняюсь, желал бы…

— Сколько?! — нетерпеливо перебивает Задорожный я угрожающе добавляет: — Никаких полюбовных соглашений у вас с доктором Львовским нет и быть не может. Сколько?

— Шестьсот десять… по казенной, так сказать, расценочке, можете где угодно проверить, — испуганно отвечает Кузьма Филиппович.

— За доставку? За установку?

— Это уж, позвольте…

— Не позволю! Сколько?!

Расторгуев до того растерян, что способен лишь безмолвно шевелить губами.

— Быстрей, быстрей считайте! — насмешливо торопит Задорожный. — Не впервой ведь.

У Кузьмы Филипповича багровеет шея.

— Шестьсот десять, как сказано.

— Долго вы будете нам голову морочить? Я вас ясно спрашиваю: сколько всего?

— Шестьсот десять, — упрямо повторяет Расторгуев; ему кажется, что в этом — его единственное спасение.

Задорожному надоело, да и пора кончать омерзительную сцену. Он поворачивается к Львовскому:

— Матвей Анисимович, давайте семьсот рублей. А вы, Расторгуев, пишите расписку, я продиктую… Перо, бумага есть?

— К-какую расписку? — запинается Расторгуев.

— Обыкновенную. Берите бумагу.

Львовский отделяет от пачки денег, данных ему Задорожным, три сотни и остальные протягивает Расторгуеву.

— Погодите, Матвей Анисимович, сперва расписка, — твердо говорит Задорожный и отстраняет руку Львовского.

— Что же это вы со мной, как с жуликом каким… — обидчиво начинает Расторгуев.

— А вы хуже жулика, но об этом мы еще поговорим. Взяли бумагу? — Сергей Митрофанович хмуро следит за тем, как Расторгуев дрожащими руками вырывает листок из клетчатой школьной тетрадки. — Пишите: «Расписка». Написали? Так. Дальше: «Я, Расторгуев Кузьма Филиппович, получил сполна от доктора Львовского, Матвея Анисимовича…» Аккуратней, аккуратней пишите! «…одну тысячу девятьсот рублей…» Повторите сумму прописью. Повторили?

Он заглядывает в тетрадочный листок, который заполняется мелкими кокетливыми буковками, и продолжает:

— «…за телевизор марки „Рекорд“, его доставку и установку…» Так. Поставьте подпись. И дату: «Одиннадцатое мая шестидесятого года, Москва». Все.

Задорожный берет расписку, внимательно перечитывает написанное и, спрятав листок к себе в карман, говорит Львовскому:

— Теперь, Матвей Анисимович, можете отдать деньги.

Львовский молча кладет пачку денег на край заставленного посудой стола.

— Пересчитайте! — приказывает Задорожный.

Кузьма Филиппович неохотно, очень неохотно берет деньги, но пересчитывает их квалифицированно и молниеносно.

— Счет верен, — говорит он.

— Отлично. Матвей Анисимович, теперь я попрошу вас спуститься в машину, а мы тут немного задержимся. Обождите нас.

Голос Задорожного звучит мягко и вместе с тем непререкаемо. Львовский, ни на кого не глядя, как автомат, идет к двери. Он не замечает, каким отчаянным взглядом провожает его Расторгуев.