Вам доверяются люди - [144]

Шрифт
Интервал

Он назвал распространенную русскую фамилию и добавил, что ведущему хирургу тридцать восемь лет, но грудной хирургией он занимается давно и у себя дома, то есть здесь, в Советском Союзе, сделал немало подобных операций. А там вдруг заколебался…

— Говорят же, дома и стены помогают! — неожиданно сказал Рыбаш.

Он сидел возле Марлены, забыв и о ней, и о скандале с Окунем, и вообще обо всем на свете. То, что рассказывал Гнатович, примеры, которые он приводил, мимолетные картины далекой, почти невероятной жизни маленького народа и белый оазис — советский госпиталь — в центре этой чужой страны, волновали его больше, чем давнишняя детская мечта об Индии — стране чудес, чем самые смелые замыслы будущих уникальных операций, чем все его будущее, которое еще расстилалось перед ним.

Гнатович мельком глянул на Рыбаша и поразился той страстной захваченности, которую прочел на его лице.

— Да, дома — одно, а там…

И он стал рассказывать, как готовилась эта первая в стране операция и как важно было, чтоб она удалась.

— Там есть врачи-европейцы, приезжающие, как у нас говорится, за длинным рублем. Поживут лет пять, нагребут капитал — и улетают на свои континенты. Наш госпиталь для них опаснейший конкурент. Им, конечно, наплевать на бедняков, которых мы лечим бесплатно, — от бедняков какая нажива? Но дело в том, что многие богачи и даже крупнейшие чиновники стали заглядывать к нам… А с тех пор, как парнишка, задыхавшийся от десятка медленных шагов, после операции на сердце запрыгал козленком, сами понимаете…

— Ах, какие дела! воскликнул Рыбаш. — И что же, за все время это была единственная операция на сердце?

— Нет, — ответил Гнатович, — не единственная, и все удачные.

— Так расскажите же, расскажите толком! — нетерпеливо потребовал Рыбаш. — Еще расскажите. Нет ничего интереснее грудной хирургии. Тут такие перспективы, понимаете…

— Вообразите, понимаю! — слегка улыбнулся Гнатович. — К сожалению, сейчас нет времени рассказывать подробно. Впрочем, кое-что…

Он добавил несколько очень существенных деталей и услышал довольную реплику Гонтаря:

— А Р-рыбаш т-так именно и д-делал!

Роман Юрьевич живо повернулся, — этот очкастый паренек с мальчишески тонкой шеей и с копной черных волос понравился ему еще в ту минуту, когда решительно заявил, что именно из-за его, Гнатовича, присутствия Окунь порочит товарищей. Не всякий, далеко не всякий, при первой встрече с начальством решился бы сказать: «Вы не правы».

— Тоже поклонник грудной хирургии? — спросил Гнатович у Гонтаря.

— Нет, м-меня больше интересуют опухоли, — сразу увядая, ответил Наумчик; он не любил говорить о себе.

— Откуда же вы знаете, как именно делал Рыбаш?

Наумчик скупо пояснил:

— М-мы п-помогали д-друг другу в в-виварии.

— А у вас и виварий есть? — заинтересовался Роман Юрьевич.

— Маленький! — быстро сказал Степняк, вспоминая, сколько допекала его из-за этого вивария Таисия Павловна.

— Ладно, заглянем и в виварий! — бодро пообещал Гнатович, потирая руки.

Конференция окончилась довольно поздно; вопросам к Гнатовичу, казалось, не будет конца, и Степняк, полагая, что старик устал, решительно объявил:

— Надо, товарищи, и честь знать.

Но, когда собравшиеся разошлись и в кабинете остались только Гнатович, Степняк и Лознякова, выяснилось, что старик отнюдь не устал и вовсе не собирается уходить. Он сказал Юлии Даниловне, что ужинать будет с ее печеночниками и язвенниками («Надо же попробовать, чем вы их потчуете!»), походит по отделениям, посидит в приемном и, если успеет, заглянет в виварий.

— Я так уж решил, — объяснил он, — весь день до ночи проведу в новой больнице.

— Хотите быть во всеоружии к разбору моего конфликта с Таисией Павловной? — напрямик спросил Илья Васильевич.

— И это! — согласился Роман Юрьевич.

Степняк положил руку на трубку телефона.

— Тогда, разрешите, я предупрежу жену, что задерживаюсь…

— Нет, нет! — Гнатович снова снял очки; очевидно, они изрядно досаждали ему. — Вам задерживаться ни к чему. Предпочитаю ходить без почетного эскорта.

Степняк повел плечами:

— Как угодно.

— Не ершитесь! — ответил своим любимым словечком Роман Юрьевич. — Вы ведь, наверно, тоже не любитель всяческих гидов?

Илья Васильевич не удержался от улыбки. Гнатович, пожалуй, не только внешностью был похож на Калинина. Тот, по рассказам, тоже не жаловал чересчур усердных провожатых.

— Не любитель. Просто беспокоюсь, как вы отсюда будете в темноте выбираться. Видели, что сделали с мостовой? Ни пройти, ни проехать!

— Давно это?

— Нет, но, кажется, надолго.

— Ладно, — сказал Гнатович, — постараюсь не сломать шею.

Чуть покачивающейся, утиной походкой Роман Юрьевич отправился в приемное отделение, а Степняк и Лознякова еще несколько минут разговаривали в вестибюле.

— Понравился? — спросила Юлия Даниловна.

— Ничего как будто, — осторожно сказал Степняк.

— Не «ничего», а прекрасный человек: умный, справедливый, честный. Неужели не почувствовали?

— Боюсь ошибиться… — он пристально взглянул на Лознякову: — А вы отчего сегодня такая… встревоженная? И молчали все время.

— Сначала из-за Окуня: очень уж противно и стыдно было перед Гнатовичем. А потом действительно встревожилась.


Еще от автора Вильям Ефимович Гиллер
Во имя жизни (Из записок военного врача)

Действие в книге Вильяма Ефимовича Гиллера происходит во время Великой Отечественной войны. В основе повествования — личные воспоминания автора.


Два долгих дня

Вильям Гиллер (1909—1981), бывший военный врач Советской Армии, автор нескольких произведений о событиях Великой Отечественной войны, рассказывает в этой книге о двух днях работы прифронтового госпиталя в начале 1943 года. Это правдивый рассказ о том тяжелом, самоотверженном, сопряженном со смертельным риском труде, который лег на плечи наших врачей, медицинских сестер, санитаров, спасавших жизнь и возвращавших в строй раненых советских воинов. Среди персонажей повести — раненые немецкие пленные, брошенные фашистами при отступлении.


Тихий тиран

Новый роман Вильяма Гиллера «Тихий тиран» — о напряженном труде советских хирургов, работающих в одном научно-исследовательском институте. В центре внимания писателя — судьба людей, непримиримость врачей ко всему тому, что противоречит принципам коммунистической морали.


Пока дышу...

Действие романа развертывается в наши дни в одной из больших клиник. Герои книги — врачи. В основе сюжета — глубокий внутренний конфликт между профессором Кулагиным и ординатором Гороховым, которые по-разному понимают свое жизненное назначение, противоборствуют в своей научно-врачебной деятельности. Роман написан с глубокой заинтересованностью в судьбах больных, ждущих от медицины исцеления, и в судьбах врачей, многие из которых самоотверженно сражаются за жизнь человека.


Рекомендуем почитать
Женя Журавина

В повести Ефима Яковлевича Терешенкова рассказывается о молодой учительнице, о том, как в таежном приморском селе началась ее трудовая жизнь. Любовь к детям, доброе отношение к односельчанам, трудолюбие помогают Жене перенести все невзгоды.


Крепкая подпись

Рассказы Леонида Радищева (1904—1973) о В. И. Ленине вошли в советскую Лениниану, получили широкое читательское признание. В книгу вошли также рассказы писателя о людях революционной эпохи, о замечательных деятелях культуры и литературы (М. Горький, Л. Красин, А. Толстой, К. Чуковский и др.).


Белая птица

В романе «Белая птица» автор обращается ко времени первых предвоенных пятилеток. Именно тогда, в тридцатые годы, складывался и закалялся характер советского человека, рожденного новым общественным строем, создавались нормы новой, социалистической морали. В центре романа две семьи, связанные немирной дружбой, — инженера авиации Георгия Карачаева и рабочего Федора Шумакова, драматическая любовь Георгия и его жены Анны, возмужание детей — Сережи Карачаева и Маши Шумаковой. Исследуя характеры своих героев, автор воссоздает обстановку тех незабываемых лет, борьбу за новое поколение тружеников и солдат, которые не отделяли своих судеб от судеб человечества, судьбы революции.


Старые долги

Роман Владимира Комиссарова «Старые долги» — своеобразное явление нашей прозы. Серьезные морально-этические проблемы — столкновение людей творческих, настоящих ученых, с обывателями от науки — рассматриваются в нем в юмористическом духе. Это веселая книга, но в то же время и серьезная, ибо в юмористической манере писатель ведет разговор на самые различные темы, связанные с нравственными принципами нашего общества. Действие романа происходит не только в среде ученых. Писатель — все в том же юмористическом тоне — показывает жизнь маленького городка, на окраине которого вырос современный научный центр.


На далекой заставе

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мой учитель

Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».