Вальтер Беньямин – история одной дружбы - [87]

Шрифт
Интервал

Много лет спустя на одном из двух кладбищ (на том, которое видела Х. Арендт) в отдельном деревянном ограждении показывалась (и будет показываться) могила Беньямина с его именем, вырезанным по дереву. Имеющиеся у меня фотографии отчётливо указывают на то, что эта совершенно обособленная, полностью изолированная от настоящих склепов могила представляет собой изобретение кладбищенских сторожей, которые хотели обеспечить себе чаевые, так как многие спрашивали, где похоронен Беньямин. Посетители, которые там бывали, подтверждали моё впечатление. Место, конечно, прекрасное; могила – апокрифична.


Вальтер Беньямин перед домом Бертольта Брехта. Свендборг, Дания, 1938 г.

Архив Академии искусств, Берлин


ПРИЛОЖЕНИЕ. НАША ПЕРЕПИСКА ОБ ИСТОРИЧЕСКОМ МАТЕРИАЛИЗМЕ ВЕСНОЙ 1931 ГОДА

Вальтеру Беньямину
Иерихон, 30 марта 1931 г.

Дорогой Вальтер,

я нахожусь в Иерихоне>445 уже неделю, занимаясь ничегонеделанием и тому подобным, в порядке подготовки к ожидаемому на следующей неделе визиту моей матери и моего брата в Иерусалим; завтра я отправлюсь в небольшую поездку на Мёртвое море, на котором за все эти годы я ещё ни разу не был. Пока я пребывал в праздности, пришли обе копии твоих писем к Брехту и Рихнеру, которые, в общем, сойдут за «оригиналы». Письмо к Брехту оправдывает моё ожидание, которое я лелеял всё это время: что из того журнала, о котором ты мне пишешь, ничего не выйдет – хотя, не зная подробностей, я не смог бы сказать многого на эту тему. Зато я хотел бы сказать тебе кое-что по поводу другого письма, поскольку ощущаю себя его соадресатом. Жаль, что я не знаком со статьёй Рихнера, где, вероятно, содержатся подлинные прозрения. Но то, что можно сказать о твоём письме, вероятно, от этого не зависит, хотя вопрос – dic cur hic>446? – в любом случае хорошо сформулирован. Прошу тебя расценивать моё замечание как аббревиатуру с тем благоволением, на какое ты вправе был рассчитывать со стороны читателя упомянутого письма.

С тех пор, как мне известны более или менее объёмистые образцы рассмотрения литературных вопросов в духе диалектического материализма, вышедшие из-под твоего пера, у меня определённо укрепляется мнение, что ты в своих сочинениях активно впадаешь в самообман, в чём меня убеждает и твоё достойное удивления эссе о Карле Краусе (которого у меня, к сожалению, здесь нет). Высказанное тобой ожидание, что столь понятливый читатель, как господин Рихнер, уж как-нибудь найдёт между строк эссе оправдание твоим симпатиям к диалектическому материализму, кажется мне насквозь иллюзорным; скорее, произойдёт обратное, а именно: всякому непредвзятому читателю твоих работ, по-моему, ясно, что хотя в последние годы ты извини за выражение – судорожно силишься представить свои отчасти весьма далеко идущие идеи через как можно более близкую к коммунистической фразеологию, однако – и дело, как мне кажется, именно в этом – существует поразительное отчуждение и отсутствие связи между твоим реальным и твоим заданным образом мысли. Ведь ты доходишь до прозрений не благодаря строгому применению материалистического метода, а совершенно независимо от него (в лучшем случае) или (в худшем случае, как в некоторых работах двух последних лет) посредством игры двусмысленностями и наложением явлений этого метода. Как ты метко пишешь г-ну Рихнеру, твои собственные солидные познания произрастают из той – скажем так – метафизики языка, которая, собственно, и есть то, благодаря чему ты, добившись неискажённой ясности, мог бы стать значительной фигурой в истории критической мысли, легитимным продолжателем плодотворных и подлинных традиций каких-нибудь Гамана и Гумбольдта. И наоборот, показное усилие втиснуть эти результаты в такие рамки, где они вдруг видятся якобы результатами материалистических рассуждений, вносит совершенно чуждый, с лёгкостью отделяемый разумным читателем формальный элемент, который налагает на твои работы последних лет печать чего-то авантюрного, двусмысленного и подтасованного. Ты поймёшь, что я употребляю столь демонстративные выражения не без огромного внутреннего сопротивления; но стоит мне вообразить прямо-таки фантастическое расхождение между подлинным и терминологически подменённым методом, которое зияет в столь великолепной и центральной для тебя работе, как статья о Краусе, как всё начинает хромать, так как идеи метафизика о языке буржуа и даже – скажем так – о языке капитализма искусственным и легко разоблачаемым способом отождествляются с идеями материалиста об экономической диалектике общества, так что может показаться, будто они исходят одни из других! – как это ни смущает меня, я вынужден сказать себе, что этот самообман возможен лишь потому, что ты его хочешь, и более того: что он может продержаться лишь до тех пор, пока его не подвергнут материалистической проверке. Поистине плачевна полная уверенность, а она у меня есть, чтó постигло бы твои произведения, если бы им выпало на долю предстать перед судом коммунистической партии. Я почти верю, что ты сам стремишься к сегодняшнему неопределённому состоянию, но я бы приветствовал всякое средство, чтобы с ним покончить. То, что твоя диалектика не есть диалектика материалиста, к коей ты стремишься приблизиться, могло бы выясниться с однозначной и взрывной ясностью в момент, когда тебя разоблачат твои же друзья– диалектики как типичного контрреволюционера и буржуа, а это неизбежно произойдёт. Пока ты пишешь бюргерам о бюргерах, подлинному материалисту это безразлично и даже наплевать, желаешь ли ты предаваться иллюзии, будто ты с ним заодно. Наоборот, все его интересы, с диалектической точки зрения, должны быть направлены к тому, чтобы укрепить твой мнимо материалистический элемент, так как твой динамит на их территории – предположительно – может подействовать сильнее, чем его динамит. (Извини за параллель: в Германии такой материалист поощрял бы пресловутых большевиков от психоанализа а-ля Эрих Фромм, а в Москве он незамедлительно послал бы их в Сибирь.) В его собственном лагере материалист в тебе не нуждается, так как чисто абстрактная идентификация ваших сфер там при первых же шагах к центру провалится. Поскольку ты теперь сам заинтересован в подвешенном состоянии ваших нелегитимных отношений – на взгляд из другого угла, – вы хорошо ладите между собой; спрашивается только – как бы это высказать подобающе – как долго при таких двусмысленных отношениях моральность твоих взглядов, одного из самых дорогих твоих товаров, может оставаться здравой? Ибо это не так, как ты, вероятно, видишь ситуацию, когда задаёшься вопросом, сколь далеко в виде эксперимента можно зайти с материалистической позицией, поскольку эту позицию в твоём творческом методе ты явно ещё не занял и, как старый теолог, я полагаю, и не способен будешь занять. А поскольку при известной непреложности решения, какую я смею у тебя предполагать в данном конкретном случае, проекция твоих знаний, которые, как ты сам говоришь, приобретены благодаря теологическому методу, на материалистическую терминологию мыслима с грехом пополам, с некоторыми неизбежными сдвигами, которым не соответствует ничто в отображаемом – dialectica dialecticam amat


Еще от автора Гершом Шолем
Основные течения в еврейской мистике

Тема еврейской мистики вызывает у русскоязычной читательской аудитории всё больший интерес, но, к сожалению, достоверных и научно обоснованных книг по каббале на русском языке до сих пор почти не появлялось. Первое полное русскоязычное издание основополагающего научного труда по истории и феноменологии каббалы «Основные течения в еврейской мистике» Гершома Герхарда Шолема открывает новую серию нашего издательства: אΛΕΦ изыскания в еврейской мистике». В рамках серии אΛΕΦ мы планируем познакомить читателя с каббалистическими источниками, а также с важнейшими научными трудами исследователей из разных стран мира.


Искупление через грех

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шхина: женский элемент в Божественности

Представляем вашему вниманию исследование выдающегося специалиста по еврейской мистике Гершома Шолема (1897–1982), посвящённое генезису и эволюции представлений о Шхине, т.е. Вечной и Божественной Женственности, в контексте еврейской традиции. Это эссе представляет собой главу в его работе On the Mystical Shape of the Godhead: Basic Concepts in the Kabbalah (New York, 1991).


Алхимия и каббала

В двадцатых годах XX в. молодой Г. Шолем обратился к вопросу связей между алхимией и каббалой. Полвека спустя выдающийся исследователь каббалы, во всеоружии научных знаний и опыта, вернулся к предмету своей старой работы.В книге рассматриваются взаимоотношения каббалы и алхимии, история еврейской алхимии, алхимические мотивы в каббале, попытки синтеза «каббалистического» и алхимико-мистического символизма в так называемой «христианской каббале», загадочный трактат «Эш мецареф» и другие темы.Книга впервые переводится на русский язык.Настоящая публикация преследует исключительно культурно-образовательные цели и не предназначена для какого-либо коммерческого воспроизведения и распространения, извлечения прибыли и т. п.


Целем: представление астрального тела

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Происхождение Каббалы

В этой книге один из виднейших учёных XX века Гершом Шолем (1897-1982) снова раскрывает эзотерический мир еврейского мистицизма. Каббала — это богатая традиция, полная постоянных попыток достичь и изобразить прямое переживание Бога; эта книга посвящена её истокам в южной Франции и Испании XII-XIII столетий. Книга стала важным вкладом не только в историю еврейского средневекового мистицизма, но и в изучение средневекового мистицизма в целом, и будет интересна историкам и психологам, а также изучающим историю религий.


Рекомендуем почитать
Тот, кто убил лань

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дзэн как органон

Опубликовано в монографии: «Фонарь Диогена. Проект синергийной антропологии в современном гуманитарном контексте». М.: Прогресс-Традиция, 2011. С. 522–572.Источник: Библиотека "Института Сенергийной Антрополгии" http://synergia-isa.ru/?page_id=4301#H)


Философия и методология науки XX века: от формальной логики к истории науки. Хрестоматия.

Приведены отрывки из работ философов и историков науки XX века, в которых отражены основные проблемы методологии и истории науки. Предназначено для аспирантов, соискателей и магистров, изучающих историю, философию и методологию науки.


Традиция и революция

С 1947 года Кришнамурти, приезжая в Индию, регулярно встречался с группой людей, воспитывавшихся в самых разнообразных условиях культуры и дисциплины, с интеллигентами, политическими деятелями, художниками, саньяси; их беседы проходили в виде диалогов. Беседы не ограничиваются лишь вопросами и ответами: они представляют собой исследование структуры и природы сознания, изучение ума, его движения, его границ и того, что лежит за этими границами. В них обнаруживается и особый подход к вопросу о духовном преображении.Простым языком раскрывается природа двойственности и состояния ее отсутствия.


Снежное чувство Чубайса; Чубайсу - 49

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


О пропозициях

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.