Валтасаров пир. Лабиринт - [15]

В один из первых дней после приезда Анджей поехал на Повонзки. Трамвай медленно тащился между разрушенными кварталами, средь бесконечных, как море, руин, среди людских толп, которые сновали по проложенным поверх развалин дорожкам, копошились у вновь возводимых зданий. У ворот кладбища Анджей купил несколько веточек оранжерейной сирени — больше было не по карману. Где семейная могила Уриашевичей, он знал хорошо. Там похоронена мать, которой он не помнил, отец, на чьи похороны не пошел: побоялся гестапо — гитлеровцы иногда устраивали ловушку, выдавая тело родственникам. Но, выждав немного, стал наведываться на отцовскую могилу. Сразу за воротами находился фамильный склеп Левартов, и Анджей, как всегда, остановился перед ним. Здесь покоился Ян Кароль Леварт — основатель химической фабрики; отец Станислава — Фридерик, человек волевой и честолюбивый, известный в Варшаве тем, что небывало расширил предприятие; это он построил рядом с фабричными корпусами особняк — семейную резиденцию, а на аукционе после смерти последнего из Вишневецких, который состоял в родстве с королевской фамилией, не моргнув глазом, купил музейную редкость — картину Веронезе «Валтасаров пир», ловко обставив заграничных конкурентов. Лежал тут и Станислав, сын Фридерика, любивший пожить в свое удовольствие. Этот жил на широкую ногу, как говорится, не по средствам, особенно в первые годы после смерти отца, пока не научился выкачивать из фабрики деньги, не доводя дела до полного банкротства. Умер он от разрыва сердца за год до восстания. Постояв немного возле склепа, Анджей двинулся дальше.

Свернув в последний раз, он увидел то, что искал, и обомлел. Между поредевшими деревьями зияли воронки в пять, в десять метров глубиной. Там и сям торчали покалеченные памятники. Поваленные, разбитые. Несколько человек с ломами и лопатами приводили все это в порядок. Анджей со всех сторон обошел место, мучительно соображая, не перепутал ли. Но ориентиром служили уцелевшие могилы. Сомнений не было: ближайшая огромная воронка находилась на месте их семейной могилы. Рабочий, стоя в яме, ломом разбивал обломок цоколя: он был слишком тяжел, чтобы вытащить его из могилы целиком.

— Где останки, что здесь лежали? — крикнул Анджей рабочему.

Но тот не расслышал. В яме стоял грохот. И на вопрос Анджея пискливым старческим голосом ответила кладбищенская сторожиха, которая копалась в нескольких шагах на соседней могиле, где были посажены цветы.

— Останки? Да они переселились!

— И адреса не оставили! — не без злорадства прибавила вторая, тоже, как видно, остроумная старушонка.

Обозлясь, пошел он обратно. «Вот идиотки!» Он кусал губы, хотя понимал: подобный вопрос с его стороны — тоже идиотизм. Что сталось с гробами и всем прочим после такого взрыва, ясно. Тем не менее из упрямства направился он к кладбищенской конторе. А там поджидали таких с нетерпением. Не с намерением сообщить нужные сведения: откуда им было взяться, а чтобы предъявить претензии за просроченные платежи. Несколько раз контора давала объявления в газетах, призывая родственников заняться могилами. Из семьи Уриашевичей никто не откликнулся, и контора сама взялась за наведение порядка.

— Вы счет имеете в виду? — спросил Анджей. Молодой румяный блондин, который с ним разговаривал, потянулся к картотеке.

— Да, таковой имеется!

Анджей взглянул на счет.

— Все на могильщиков идет, — пояснил блондин. — Мы даже конторских расходов покрыть не можем.

Сумма была небольшая. Но она в несколько раз превосходила возможности Анджея.

— Сейчас я не располагаю деньгами!

И, покраснев, пробормотал еще что-то насчет своего положения.

Блондин выслушал сочувственно, согласился на отсрочку, но предостерег на прощанье:

— Только не думайте, пожалуйста, что кладбище будет ждать бесконечно!

Выйдя за ворота, Анджей решил как можно скорей попасть на бывшую фабрику Левартов. И хотя торопился, направился туда пешком. Хотелось немного прийти в себя. Он был по горло сыт воспоминаниями. Не ради них приехал он сюда. У него была другая цель. И чем быстрей он ее достигнет, тем лучше для него же. Чем скорей перестанет кружить по собственным следам — военным и довоенным, — там полезней. Так ему казалось.

Место, где была расположена фабрика, пострадало от бомбежки не сильно. Сгорел жилой дом Левартов, пристройка, где квартировали Уриашевичи, и часть складов. Фабричных корпусов пожар не коснулся. Но после восстания Räumungskommando[3] вывезла машины и оборудование, Sprengkommando[4] взорвала здания.

Миновав два больших корпуса, Анджей оказался у осевшего флигелька, бывшей лаборатории, которая процветала, пока Фридерик был жив, но при Станиславе влачила жалкое существование: тот предпочитал старые, испытанные средства новым, требующим денежных затрат. Однако отец Анджея, невзирая на сопротивление хозяина и насмешки брата, всячески старался спасти лабораторию от окончательного упадка. Сейчас на самой земле лежали лишь остатки длинной островерхой крыши. Вот и все, что уцелело. Анджей наклонился в одном месте, в другом и покачал головой.

— Да, нелегко будет докопаться!

Он продолжал осмотр. И решил, что все к лучшему. Непохоже, чтобы кто-нибудь пытался проникнуть в подвал. Да, но ему-то надо проникнуть во что бы то ни стало. Оказалось, не все подвальные оконца засыпало. Анджей заглянул в одно из них. Увидеть ничего не увидел, только в нос пахнуло тошнотворной гнилью.