Вальпургиева ночь. Ангел западного окна - [38]

Поликсена с облегчением вздохнула, когда внизу хлопнула дверь и по гравию зашуршали чьи-то шаги. Услышав приглушенные голоса слуг, которые прощались друг с другом, она задула свечу и тихо открыла окно.

Русский кучер остановился у решетки ворот и начал, не торопясь, рыться в карманах, видимо, в поисках спичек. Только когда все разошлись, он закурил сигарету.

Очевидно, русский кого-то ждал. Поликсена поняла это по его маневру: когда из дома послышался шум, кучер отступил в тень, а как только все стихло, замаячил вновь, что-то высматривая на улице сквозь прутья решетки.

Наконец к нему присоединился молодой чешский лакей с осовелым взглядом.

Он, вероятно, тоже хотел избежать общества других челядинцев, поскольку какое-то время молча топтался рядом с русским, дабы удостовериться, что никто не идет следом.

Поликсена напряженно прислушивалась к их негромкому разговору, но, несмотря на царившую в парке мертвую тишину, не поняла ни слова.

В людской выключили свет, и гравийная дорожка мигом исчезла, словно стертая тьмой.

И вдруг русский как будто произнес: «Далиборка».

Поликсена затаила дыхание.

Вот! Опять! На сей раз довольно внятно: «Далиборка». Никаких сомнений.

Неужели это как-то связано с Оттокаром? Она поняла, что оба, несмотря на поздний час, собираются идти в Далиборку и втайне от других слуг замышляют какое-то дело.

Но башня давно закрыта. Ради чего туда тащиться?

Чтобы ограбить приемных родителей Оттокара? Абсурд. У этих бедняков и отнимать-то нечего. Или им нужен он сам? Может быть, месть?

Она отбросила эту мысль как столь же нелепую. Оттокар, никогда не водивший компанию с людьми такого пошиба, вряд ли вообще был знаком с этими типами. Чем же он мог навлечь на себя их немилость?

Нет, тут собака зарыта поглубже. Поликсена была почти уверена в этом.

Тихо звякнула щеколда решетчатой створки, а затем послышался звук удалявшихся шагов.

Поликсена на миг растерялась. Как ей поступить? Остаться здесь и… улечься спать в этой постылой комнате? Нет, только не это! Стало быть, отправиться вслед за двумя полуночниками. И немедленно. В любую минуту сторож мог запереть ворота на замок, и тогда ей не выйти.

Поликсена нашарила в темноте свою черную кружевную шаль, зажечь свечу не поднялась рука: «Не дай бог снова увидеть эти страшные лики, эти посмертные маски. Уж лучше идти одной по темным улицам навстречу любой опасности».

Из стен дворца ее гнало не любопытство, а, скорее, страх церед покойниками, боязнь провести ночь в их обществе. Даже воздух здесь, как ей вдруг почудилось, был пропитан смрадом тления и отдан во власть призраков. Ей и самой было не вполне ясно, что побудило ее принять такое решение. Поликсена лишь чувствовала: по каким-то причинам она не могла поступить иначе.

У ворот предстояло решить, какой дорогой идти к Далиборке, чтобы не столкнуться с кучером и лакеем.

По существу, оставался лишь довольно долгий кружной путь через Шпорненгассе и Вальдштейнплац.

Она быстро, но осторожно перебегала от угла к углу, прижимаясь к стенам домов.

Возле дворца Фюрстенберга она увидела горстку людей, которые не торопились закончить какой-то разговор. Боясь быть узнанной (ведь среди них могли оказаться и гости праздничного ужина), Поликсена была вынуждена ждать — это длилось целую вечность, — пока они не разойдутся.

Потом она поднималась по причудливым извивам старой замковой лестницы, между черными каменными стенами, за которыми виднелись усыпанные белым цветом кроны плодовых деревьев, которые как бы притягивали к себе лучи лунного света и наполняли воздух пряным ароматом.

Перед каждым поворотом она замедляла шаг и, прежде чем идти дальше, напряженно вглядывалась в темноту, чтобы никому не попасться на глаза.

Когда Поликсена была уже близка к цели, она как будто почувствовала запах табачного дыма. «Русский», — догадалась она и замерла на месте, чтобы не выдать себя даже шелестом одежды.

Тьма стояла кромешная, только верх стены справа был едва виден в отсветах затерявшегося в небе тусклого серпика, и то лишь там, где стену не затеняла листва; это напоминало рваную, слабо фосфоресцирующую полоску, и в обманчивом мерцании невозможно было разглядеть даже ближайшую ступень.

Поликсена настороженно вслушивалась в темное пространство… Ни звука…

Даже лист не шелохнется.

Иногда ей казалось, будто совсем рядом, где-то слева, словно в глубине кладки, слышится чье-то тихое дыхание. Она повернулась в ту сторону, буравя взглядом тьму и стараясь ни единым шорохом не нарушить ночного безмолвия.

Но теперь ничего не было слышно.

Да, полная тишина.

«Уж не мое ли это дыхание? Или сонная птица шевельнулась на ветке?» Поликсена попыталась нащупать ногой следующую ступень, и вдруг прямо перед ней вспыхнул огонек сигареты, осветив лицо человека, который был так ужасающе близко, что она просто столкнулась бы с ним, если бы не успела отпрянуть назад.

Сердце захолонуло, на какой-то миг ей показалось, что земля разверзается под ногами. Не помня себя, она бросилась вперед, в черную пасть ночи, и бежала до тех пор, пока не стали подкашиваться ноги. Поликсена стояла на верхней площадке лестницы. Внизу в слабом свете чистого звездного неба виднелись силуэты строений — там, затянутая желтоватой мглой, дремала Прага.