Вальпургиева ночь. Ангел западного окна - [39]

В полуобморочном изнеможении Поликсена прислонилась к камню арочных ворот. Под ними начиналась тропа, которая по верхнему склону Оленьего рва вела к Далиборке.

Теперь, уже в памяти, вновь обрисовались освещенные вспышкой лицо и фигура. Поликсена как вживе видела перед собой этого человека — скорее всего, горбуна, в темных очках и долгополом сюртуке; рыжие бакенбарды, на непокрытой голове какие-то ненатуральные, вроде парика, лохмы; она ясно видела характерный нос с раздутыми ноздрями…

Наконец дыхание стало ровнее, и Поликсена мало-помалу успокоилась.

«Должно быть, просто безобидный калека, случайно оказавшийся у меня на пути. Бедняга, наверно, перепугался не меньше, чем я. — Она вгляделась во мрак, в котором исчезала замковая лестница. — Слава богу, горбун не идет следом».

Однако страх все еще давал о себе знать, сердце билось учащенно. Надо было перевести дух. Поликсена присела на мраморную балюстраду и пробыла на лестнице еще около получаса, покуда ночная прохлада, от которой уже начался озноб, и голоса людей, поднимавшихся по ступеням, не привели ее в чувство, напомнив о том, как и почему она здесь оказалась.

Поликсена собралась с духом, встрепенулась, как бы стряхивая с себя последние путы нерешительности, и стиснула зубы, чтобы унять дрожь.

Какая-то смутная тревога гнала ее в сторону Далиборки и вместе с тем наполняла свежими силами. Чего она, собственно, хотела? Выведать, что там замышляют темные личности? Предупредить Оттокара об опасности, которая, возможно, угрожала ему? Она и не пыталась уяснить цель своих действий. Поликсена была слишком горда, чтобы отступиться от уже принятого, пусть даже совершенно бессмысленного решения, продиктованного лишь честолюбивым желанием продемонстрировать самой себе собственную смелость и выдержку. Эта гордость мгновенно подавила мелькнувшее было сомнение, не разумнее ли отправиться домой и улечься в постель.

Не теряя из виду мрачный силуэт башни-гладоморни с ее каменным колпаком, которая служила сейчас надежным ориентиром, Поликсена поднималась по крутому склону, покуда не приблизилась к воротам, выходившим на Олений ров.

Она уже почти поддалась не вполне осознанному порыву войти под сень старых лип и постучать в окошко Оттокара, как вдруг где-то внизу послышались негромкие голоса и она увидела вереницу черных фигур. Эти люди, вероятно, и двигались вслед за ней по ступеням лестницы, а теперь, ломясь сквозь кустарник, подходили к башне.

Поликсена вспомнила, что в стене башни над самой землей было пробито круглое отверстие, через которое, хоть и не без труда, можно пролезть внутрь. Голоса, звучавшие все глуше, и шум осыпавшихся камешков позволили ей заключить, что именно этой лазейкой воспользовались странные ночные посетители Далиборки.

Поликсена, быстро, несколькими прыжками одолев раскрошившиеся ступени, скользнула в глубь двора и подбежала к домику смотрителя, к единственному озаренному тусклым светом окну.

Поликсена прижалась щекой к стеклу, затемненному зелеными ситцевыми занавесками.

— Оттокар! Отто-кар! — шепотом произнесла, скорее даже выдохнула она.

Из комнаты донесся чуть слышный скрип, как будто в кровати заворочался разбуженный человек.

— Оттокар?! — Она легонько постучала пальцами по стеклу. — Оттокар?

— Оттокар? — эхом повторил чей-то шепот в комнате. — Оттокар, это ты?

Разочарованная, Поликсена хотела уже отойти от дома, но тут кто-то заговорил слабым, словно издалека долетавшим голосом. Это было похоже на речь дремлющего человека, который, почти беззвучно шевеля губами, говорит сам с собой.

Невнятное бормотание, тихая жалоба, прерываемая долгими паузами, когда можно было расслышать шуршание, будто чья-то рука беспокойно шарит по постельному белью.

Поликсене показалось, что она слышит фразы молитвы Господней: «Отче наш…» Чем острее становился слух, тем отчетливее он улавливал тиканье ходиков. И постепенно у нее возникло ощущение, что тусклый, почти безжизненный голос давно знаком ей.

Вот как будто слова другой молитвы. Но не понять, в чем их смысл и ради кого они произносятся.

И тут из каких-то глубин памяти всплыл смутный образ, связавший этот голос с добрым лицом пожилой женщины в белом чепце. «Это, несомненно, приемная мать Оттокара, но ведь я ни разу в жизни не видела ее».

И память вдруг как прорвало.

«Спаситель распятый! Венцом терновым…» — эти слова те же самые уста выпевали давным-давно над детской кроваткой. Поликсена, словно воочию, вновь увидела молитвенно сложенные морщинистые руки и склонившуюся фигуру женщины, которая сейчас лежит там, в комнате, — беспомощная, измученная подагрой старушка. Конечно же, это та самая старая няня, которая когда-то нежно гладила ее и убаюкивала колыбельными песнями.

Потрясенная, Поликсена слушала почти невнятную, прерывистую речь, этот голос отчаяния и надежды:

— Пресвятая Дева, Матерь Божья, благословенна Ты среди жен… не дай сбыться моему сну… отведи беду от Оттокара… взыщи с меня за грехи его… — Конец фразы помешало разобрать тиканье часов. — Но если чему быть, того не миновать, и Ты не пожелаешь отвратить от него это, сделай так, чтобы я оказалась заблудшей и не тяготела вина над той, которую я люблю. — Последние слова пронзили Поликсену стрелой, попавшей в самое сердце. — Избави, Пресвятая, его от злой силы тех, что в башне умышляют убийство…