Валиханов - [101]

Валиханов при его состоянии здоровья мог без хлопот уклониться от участия в походе Черняева, но он этого не сделал. Гутковскому[124] он писал: «Еду я, признаться, для того, чтобы получить чин. Черняев, кажется, человек хороший и чина, может, не пожалеет». Тут есть доля правды — после атбасарского поражения хочется досадить всем недругам повышением в чине. Ничто человеческое Валиханову не чуждо. В предыдущем письме Гутковскому он каялся, что не совсем хорошо вел себя после выздоровления: «…играл в карты, таскался по клубам и шампанское стал пить». Тошно ему сделалось в Омске. Особенно после того, как Потанин и Ядринцев перебрались из военно-чиновного Омска в более культурный Томск. С отцом и дядей Мусой у Чокана установились ровные отношения. Но так или иначе он видел в любом их мнении «отрицательное выражение истинных народных нужд». Чингис наконец-то выхлопотал себе дворянство и ходил очень гордый. Обстоятельства вынуждали Чингиса искать путей к примирению с шайкой взяточников, и он намеревался летом 1864 года ехать разбирать в очередной раз претензии между оренбургскими и сибирскими казахами. Комиссию возглавлял Майдель, в нее входили все тот же Ивашкевич и несколько казахских султанов и биев, в их числе враг Валихановых — Байгалы Сандыбаев. Чокан знал — он писал об этом Гутковскому, — что толку от комиссии не будет и вся тяжесть падет на казахскую бедноту. Но Чингис все равно принял участие в работе комиссии.

Уезжая из Омска, Чокан безболезненно порывал с отцом. Это тоже одна из причин его согласия присоединиться к экспедиции Черняева. Но главная была все-таки в том, что в тех краях, где Коканд понаставил свои крепости — Куртку, Пишпек, Токмак, Туркестан, Аулие-Ату, Чимкент, — издревле кочевали казахи и их родные братья — киргизы. С первой своей поездки за Или Чокан не переставал интересоваться делами Старшего жуза и дикокаменных киргизов. Кокандскому господству там приходил конец. В 1860 году отряд полковника Циммермана в 1750 человек пехоты и конницы при 15 орудиях взял кокандские крепости Токмак и Пишпек. В этом походе участвовали казахские султаны, в том числе и Тезек, награжденный за храбрость золотой медалью и орденом святого Станислава. Чокан узнал о взятии Пишпека в Петербурге. И писал тогда Гутковскому, просил похлопотать об освобождении из плена Алишира-датхи, помощника коменданта крепости Пишпек, с ним он встречался в период подготовки к кашгарскому путешествию. Чокан знал, что, если русские освободят пленных, народная память сохранит доброе деяние, а народная поэзия еще и приумножит. Просьба Чокана возымела действие: Алишира и коменданта крепости Пишпек Атабека — при них обоих, кстати, в качестве охраны состоял Гази Валиханов — отпустили из плена.

Тогда же, в 1860 году, 20-тысячное кокандское войско двумя отрядами двинулось на укрепление Верное. Родам Старшего жуза и киргизам дали знать, что с кокандцами идет сын Кенесары Садык. Но в результате к походу на Верное присоединились лишь несколько казахских султанов и киргизских манапов.

Начальник Алатавского округа Колпаковский располагал не очень большими силами. Четыре сотни казаков, три роты пехоты, горстка артиллеристов с 6 орудиями и 2 ракетными станками. Но вместе с русскими против кокандцев выступило многочисленное казахское ополчение. В сражении при Узун-Агаче[125] кокандцы были разбиты. В этом сражении прославились храбростью многие казахские батыры, в их числе и Джабай из рода чапрашты. Его сын Джамбул, будущий знаменитый акын, в Узун-Агачеком деле не участвовал, юношу оставили охранять обоз.

Впоследствии кокандцы сумели на время вновь овладеть крепостями Токмак и Пишпек — русские оставили там малочисленные гарнизоны. Но казахи, кочевавшие возле Чимкента, Аулие-Аты и Ташкента, продолжали отходить на территорию России.

Рядом, в Чуйской долине, вспыхнуло восстание киргизов против Коканда. Восставшие осадили крепость Пишпек и обратились за подмогой в Верное к Колпаковскому. Тот охотно откликнулся на просьбу чуйских киргизов. Взяв Пишпек, Колпаковский приказал взорвать глинобитные крепостные стены. За Пишпеком открылась прямая дорога на Аулие-Ату. Время показало дальновидность Валиханова. О липии между фортом Перовским и укреплением Верным он писал в 1855 году в официальной записке от имени Гасфорта, доказывая, что низовья Чу непригодны для «постоянного водворения» и необходимо выходить в верхнюю часть Чу.

Продвижение на юг велось одновременно со стороны форта Перовского и со стороны укрепления Верного. Полковник Черняев еще в 1863 году, двигаясь из форта Перовского, занял кокандские крепости Сузак и Чулак-Курган. Из Верного выступил тогда же отряд Проценко — того самого, который уточнял составленные Валихановым маршруты. В походе принимали участие казахи, в том числе и воины Тезека. Отряд Проценко без боя овладел кокандской небольшой крепостью Джумгал. Она упоминается в кашгарском отчете Валиханова.

Узнав о падении крепости — соперницы в грабеже киргизских аулов, — гарнизон Куртки заранее отступил. Стоящая на берегу бурного Нарына Куртка досталась русскому отряду без боя. Некоторое сопротивление отряду Проценко оказывал только манап сарыбагышей Уметалы — русский подданный и тамыр Петра Петровича Семенова. А киргизы рода черик, которые в 1859 году не желали подчиняться коменданту Куртки Мамразыку-датхе и ездили жаловаться на него в Коканд, теперь решили добровольно присоединиться к России. 13 октября 1863 года Чокан видел представителей рода черик в Омске, когда они приносили присягу на верность России в присутствии высших военных и государственных чинов и самых именитых султанов.