Валентина - [30]

– Я сделал все необходимые распоряжения, – сказал Де Шавель. – Вы с Валентиной занесены в список особ, находящихся под защитой. Пока она находится здесь в имении, граф бессилен что-либо сделать с ней. Это же относится и к вам. Что бы вы ни делали, держите Валентину здесь, пока не завершится кампания.

– А что потом? – спросила она. – Если вы, конечно, победите.

– Разумеется, победим, – заметил он. – Мы вернемся с победой через шесть месяцев, вот увидите. Если мне повезет и я вернусь живым, то я убью этого типа. По крайней мере я чувствую себя обязанным сделать это за вашу сестру, а в вашей семье нет мужчин, которые смогли бы сделать это. Если же я не вернусь, то попрошу это сделать кого-нибудь другого за меня.

– А если император проиграет войну? – тихо спросила она.

– Тогда вам придется обороняться самим, – ответил он. – Не сомневаюсь, что вам удастся дать отпор любому мужчине, княжна. Даже графу Груновскому. Теперь я должен ехать. Солнце уже взошло.

– Я немного провожу вас, – сказала Александра. – Моя сестра спит, я не стану ее будить.

– Лучше не надо, – сказал Де Шавель. – Попрощайтесь с ней за меня. Позаботьтесь о ней. И скажите ей, чтобы она забыла меня.

– Обязательно, – заверила она. – Все сделаю для этого.

– Буду вам очень благодарен, – с серьезным видом сказал он. – Она достойна счастья.

Карета уже ждала внизу, он забрался в нее, привели и большого черного жеребца. Он взбрыкивал и метался, и его могли удерживать лишь два конюха. Де Шавель выглянул из окна кареты и увидел, как в седло взвилась княжна, она держала коня, как натянутую тетиву, сдерживая крепкой рукой. Затем карета и всадница все быстрее и быстрее стали удаляться от дома и направились по дороге от Чартаца. Валентина смотрела на них из окна. Она стояла там до тех пор, пока карета и всадница не превратились в крохотные черные точки, а затем и вовсе исчезли из вида. Глядя на них, она молилась о том, чтобы, несмотря на войну, на мужа и на то, что он не любит ее, он все же вернулся бы когда-нибудь в Чартац.

– Я разделяю вашу точку зрения, граф. Очень вам сочувствую. – Потоцкий качал головой, слушая, что говорит ему разгневанный граф. – Мне очень жаль, но ничего не могу поделать.

Груновский наклонился вперед, он провел двадцать пять минут, ожидая аудиенции с Потоцким, и весь дрожал от злости. Он разозлился еще больше, когда увидел, что причиной задержки был молодой майор из штаба Мюрата, только что вышедший из кабинета.

– Вы хотите сказать, граф, что французский офицер может соблазнить мою жену и сбежать с ней, и я не могу ничего сделать? Я не могу вернуть ее, не могу подать жалобу? Это неслыханно!

– Сегодня утром я принимал майора Мантесана – кажется, вы были здесь, когда он выходил от меня, – и он дал мне другую трактовку того, что произошло, она значительно отличается от вашей. Полковник Де Шавель отвез вашу жену к ее сестре в Чартац и оставил ее там. Он также сообщил мне, что обе дамы находятся под защитой французской полиции. Наш план, мой дорогой граф, прямо скажем, провалился. И если вы при этом лишились своей супруги, то мне вас жаль. Мы потеряли шанс, который больше никогда не получим. И мне страшно подумать, что произойдет, если вся эта история дойдет до Наполеона. Майор сообщил мне, что тот пока еще ни о чем не знает. Все было проделано из рук вон плохо. – Глаза его смотрели холодно. – Вам следовало бы предупредить меня, что ваша жена способна нас предать. Я бы никогда не доверился ей.

– Я поверил в ее патриотизм. И в ее любовь к сестре. Мне и в голову не могло прийти, что она станет предательницей. И за это, – сказал граф, – ее следует наказать. Вы можете пренебречь тем, что здесь задета моя честь, что мне угрожали в моем собственном доме и забрали из дома мою служанку и вещи моей жены без моего согласия – вы можете смириться со всеми этими возмутительными поступками и велеть мне сделать то же самое, а как быть с изменой? Ее предательством Польши? Она разве всегда будет под защитой Франции?

Потоцкий открыл небольшую табакерку из золота с эмалью и взял две щепотки табака, немного помедлил, затем чихнул, прикрывшись платком.

– Всегда – это очень долго, – сказал он. – Нам следует проявлять терпение. Через неделю-две наполеоновская армия вступит в Россию. А мы пока не будем забывать графиню и ее сестру.

Груновский поднялся.

– Официально мы ничего не можем сделать. Но неофициально, граф… вот если бы я взял нескольких своих людей и поехал бы с ними в Чартац, чтобы поговорить с женой…

– Вас арестуют, как только вы вернетесь, и я тут же отрекусь от вас! – бросил ему Потоцкий. Его совершенно не волновали личные мотивы, но он был страшно раздосадован провалом их плана соблазнить Мюрата и тем, каким образом этот провал ударил и по нему. Молодой майор был чрезвычайно вежлив, однако тверд. Он очень тактично рассказал Потоцкому обо всей этой интриге, сделав вид, будто лично уверен, что господин Потоцкий ко всей этой истории не имеет ни малейшего отношения, хотя Французская разведка и убеждена в обратном; он также достаточно определенно намекнул, что замешанная в этом деле дама находится под защитой одного из наиболее влиятельных людей Франции, имеющего неограниченный доступ к императору.