Валдаевы - [87]

— Бей!

— А-ааа!

Ненависть к этому барскому гнезду, которая копилась десятилетиями, прорвалась наружу, и под напором толпы Гурьян отлетел в сторону с такой же легкостью, с какой вылетает пробка из основательно разболтанной бутылки шампанского.

Трофим Лемдяйкин, трусивший поначалу и хотевший было удрать, не смог выбраться, и людской поток понес его во дворец. Там толпа покружилась, как сурский водоворот, по вестибюлю и стала быстро растекаться по коридорам и комнатам.

Родион Штагаев ввалился в доступную утробу дворца последним. Его схватил за рукав какой-то незнакомый. Неуверенно озираясь, он зашептал Родиону на ухо:

— Там погреб… Ох, вина в нем!.. Бочек сто! Пойдем, я покажу. Ключи у меня…

В неровном, мерцающем свете Штагаев разглядел лицо незнакомца: рябое, бледное, с преданными глазами, оно внушало доверие.

— Пойдем. А что сам-то боишься открыть погреб?

— Я слуга. Ежели граф потом прознает, поедом съест. Обижал он меня… В отместку ему… Вернется, а в погребе — ни капли. Вот взбеленится! На, бери ключи.

Штагаев зашагал к погребу, а рябой тем временем рассказал о вине другим. У дверей собралась толпа. Родион оглянулся и не стал открывать погреба. «Может, сперва Гурьяна позвать?» И кинулся искать Гурьяна. Но мужики и без ключей начали ломиться в дверь. Однако дверь была дубовая, обитая железом, — такую плечом не высадишь.

Разыскав в гудящем, словно пчелиный улей, дворце Гурьяна, Родион рассказал ему о погребе, о слуге и передал ключи. Тот нахмурился:

— Я его знаю! Это Арефий Локотков подначивал, графский слуга, ни дна б ему, ни покрышки! Без ножа зарезать хотел!

— Я тоже подумал…

Погром во дворце был в самом разгаре. Трое мужиков обступили рояль и рассуждали о нем как о диковинке:

— Какой вальяжный, аж блестит.

— Н-да… Штучка!

— Гляньте-ка, — верхние зубы черные, короткие, а нижние — белые, длинные.

— Чегой-то он молчит, ай испугался. Дать бы ему по зубам.

И дали. Рояль заревел, потом замычал.

Кузьма Шитов в потемках с трудом разыскал библиотеку. Вошел и плотно закрыл за собой дверь. На столике, обитом сукном, увидел подсвечник со свечой. Зажег ее. Вдоль стен шкафы, шкафы, шкафы… Сколько в них книг! Какое богатство! Нет, всего не забрать, хоть всю ночь вывози на своей лошаденке, а все равно не увезешь и половины. Пыль на корешках книг. Читал ли их кто-нибудь? У некоторых даже страницы не разрезаны. Он выбрал то, что считал для себя наиболее ценным, сгреб книги в охапку, понес было по коридору. Изо всех дверей лезли нагруженные чем-то люди, толкались в темноте. Кузьма вернулся в библиотеку, отворил окно и начал выбрасывать книги на землю.

А в дверях парадного входа — затор: одни спешат вытащить, что пришлось по душе, другие прут навстречу. Кто-то поджег барскую баню. В зареве дело пошло сноровистее.

В чердачное окно высунулся Ефим Отелин и подбадривал мужиков:

— Не жалей графа, так его разэдак!

Трофим Лемдяйкин был всех суетливее. Он хватался что за одно, то за другое, но ни на чем не мог остановиться. Единственно, что ему приглянулось сразу, — новенькая барская фуражка. Он тотчас напялил ее на затылок. Мужики смеялись над ним, но Трофим не обращал внимания, продолжая с важным, деловым видом примеряться то к одной, то к другой вещи.

Шум, гам, треск. Мужики принялись опустошать графские амбары, кладовые.

Протяжно, на разные голоса выли графские собаки…

Когда баня догорела, подожгли контору. К тому времени и добрались до винного погреба Гурьян и Родион Штагаев. Поздно! Возле погреба вовсю шло веселье — пели, плясали. Пьяные фигуры метались на фоне зарева, будто розовые призраки. В середине круга лихо отплясывал Исай Лемдяйкин, одетый в длинный до пят, роскошный барский халат с развевающимися по ветру красными кистями.

Чу-жа-аа-я же-на,

Чу-жа-я же-на,

Чу-жа-ая жена — лебедь белая моя,

Своя шельма — полынь горькая трава.

«Опоздал! — с горечью подумал Гурьян. — Не сумел… Перешли мне дорожку! Но кто? Арефий!.. Хитер, подлец, холуй барский. А попов работник домой вернулся или пешим в Алатырь отправился? За рубль он и на край света пойдет… Пора уходить. Войска нагрянут — палить начнут. Чем защищаться?.. Как все некстати вышло!.. Не вовремя поднялись!»

Кто-то поджег дворец. Из окон второго этажа лизали черное небо волчьи языки огня.

4

Отец Иван не знал, что думать о гонце. Сколько времени прошло! Два раза можно было обернуться. Уж не случилось ли чего худого? Зорька только занималась, попу вздремнуть бы, а он то и дело выходил за ворота. Наконец увидел своего посланца. Но тот был без коня и шагал медленным, неверным шагом, будто тараканов давил на земле.

— Ну, что стряслось?

— Ограбили, батюшка!

— Вот как! А где письмо?

— Проезжему офене отдал — тот в Алатырь свезти обещался.

Отец Иван схватил Антона одной рукой за ухо, другой — за волосы и затряс:

— Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе!

5

Услыхав, как отворились ворота, Ульяна Валдаева обрадовалась. «Вот и Роман вернулся!» Но вместо Романа в избу вошел Аверька Мазурин. Перекрестился на красный угол.

— Лошадку я, это самое… Во дворе поставил.

— А где Роман?

— Ты только не пугайся, Уль… Поцарапало его малость. В Зарецкое отвез, в больницу. Съезди-ка завтра туда сама. Да денег с собой возьми, коль есть… Сама знаешь, сухая ложка рот дерет.