Валдаевы - [83]

Роман не посмел ослушаться и, пятясь, вышел из избы. Ульяна посидела немного в молчании, потом — распахнула окно, снова села на лавку и запричитала, медленно раскачиваясь из стороны в сторону:

Вай, любимый мой супруг,

По гнезду мне добрый друг.

По тебе мой горький плач.

Словно городской калач,

Ты лицом пригожий был.

Ты одну меня любил.

Кто и чем тебя убил,

Нас навеки разлучил?

Или пулей поразил?

Или саблей зарубил?

Где головушку сложил?

Словно кипень, белую,

Гордую да смелую?

По тебе мне куковать,

Вай, голубкою лесной

Без голубя ворковать.

Как мне маяться одной

Безутешною вдовой?

На том свете, мой родной,

Верно, встретимся с тобой…

Роман уступил Платону свою половину дома, а сам с детьми переехал к Ульяне Барякиной. А вскоре и повенчался с ней. Однако Платон не занял Романову половину. Поговорил с Романом и решили пустить в пустую половину сельскую учительницу Елену Павловну Горину, приемную дочь Чувыриных.

11

В ненастный день, когда на улице, словно сквозь решето, моросил мелкий и нудный дождик, Елена Павловна вернулась из школы, промокшая до нитки, иззябшая. Наскоро затопила печку и согрела позавчерашние щи. Не успела взяться за ложку, за окнами послышалось знакомое тпруканье кучера Харитона.

В избу стремительно влетела Лидия Петровна Градова — волосы мокрые, на бровях дождевые капли.

— Узнала?

— Да как же не узнать!

— Какая холодина! — Градова, поеживаясь, сбросила мокрый плащ.

— А у меня щи горячие. Садитесь со мной — согреетесь.

— Вот спасибо! А я в имении была, матушку твою видела. — Градова села за стол. — А я с тобой кое о чем поговорить хотела бы… Сама видишь, народ недоволен, ждет перемен, а перемены сами не приходят, их нужно подготовить. Ты понимаешь, о чем я?

— Кажется, да.

— С каждым днем все больше людей вовлекаются в нашу работу.

— Понимаю… — растерянно проговорила Елена. — Мы в гимназии много читали… книги по рукам ходили… Чернышевский — «Что делать?»… Мы Добролюбова и Некрасова читали… Но что я могу? Я же ничегошеньки не умею… Рахметов… Для такого дела нужны железные люди…. А я… я разве смогу застрелить губернатора?..

Лидия Петровна рассмеялась.

— У нас дела посерьезней. У меня есть знакомый в вашем селе — Менелин. Слышала? Нет? Я тебя ему представлю. Он из рабочих. Очень силен в политике. Думаю, тебе с ним будет интересно поговорить. В Алове он ведет кружок самообразования. Очень надежный человек. Ты с ним можешь быть откровенной. Ну, спасибо тебе за хлеб за соль. Спешу я, но на следующей неделе обязательно заеду — и с Менелиным познакомлю, и самой мне с тобой обо многом надо поговорить.

СОЛНЦЕ ВСХОДИТ ЗА СУРОЮ

1

Смутное настало время — вступал в свои права девятьсот пятый год. По всей России горели помещичьи усадьбы, В граф Ростислав Максимович укатил в Петербург, передав дела по имению управляющему Лихтеру.

Густав Эрихович поначалу возгордился доверием, но вскоре с ужасом убедился, что, несмотря на угрозы, аловские мужики выходят из повиновения, не осталось и следа от их былой робости — в открытую рубят и вывозят графский лес.

Первого сентября за Сурою взошло яркое и веселое солнце. В Зарецком, в большой церкви, кончался молебен по случаю открытия ярмарки. Затрепетал на стожаре трехцветный флаг. Купец первой гильдии, староста села Зарецкого Изот Пахомов бросил наотмашь пригоршню медных монет: «пусть будет прибыльной торговля!» Нищие и голодранцы сворой бросились на поживу.

Чего только не навезли на ярмарку купцы и коробейники! Товары всякие: московские, иваново-вознесенские ситцы, льняные полотна из Ярославля, Вятки, из Никольской фабрики графа Кара, романовские черные и тоже каровские черные и красные овчины, разные сапожки, полусапожки, туфли из далекого Торжка, кожаные сапоги из Кинешмы, стеклянная посуда из Гусь-Хрустального, разные варенья, сушеные и вяленые фрукты из Киева, сахар из Волыни и Петербурга, балык с Дона, икра с Урала и Волги, мосальская хрустальная и фарфоровая посуда, табак в листьях и корешках из Нежина, гончарные изделия из белой, красной и черной глины, тульские самовары, ижевские ружья, пестрые ковры князя Енгалычева, деревянная утварь из деревень лесной присурской стороны — кадушки, бочки, лопаты, ведра, шайки, лохани да лоханки, крашеные ложки, разрисованные плошки, детские игрушки.

Базарная площадь в эти дни не подметалась. Конский навоз, подсолнечная и ореховая скорлупа, очес кудели — все это нарастало слоями, которые утрамбовывались изо дня в день тысячами ног; идешь — будто ступаешь по перине или тюфяку. Но не только на площади — в каждом доме в Зарецком ярмарка. Приезжие купцы парились в банях, покряхтывая под березовыми вениками, подолгу «гоняли чаи», ведя шумные деловые разговоры и щедро расплачиваясь за чистую, мягкую, вкусную сурскую воду.

Шумит село днем и ночью, пляшет и поет.

Крутятся карусели. Под пестрыми шатрами без устали мчатся маленькие лошадки да расписные санки. Ботают барабаны, заливаются гармоники.

На ярмарке много аловцев. Бродят группами и в одиночку, пялят глаза на товары.

Что это за блестящая диковинка на прилавке?

— Пахталка, — предположила Ульяна Барякина.

Бабка Тася спросила купца, убежденная, что говорит по-русски: