Валдаевы - [45]

— Чем это тебя баба потчевала:

— Да вареничками с мясом.

В кармане Урвана всегда ни полушки. И Аристарх знал: на свадьбу брат ничего не даст.

6

Усадив на лавку четырех маленьких ребятишек, бабка Марфа Нужаева наложила в миску пшенной каши, залила ее кислым молоком и положила перед малышами ложки.

— Ешьте на здоровье.

Вдруг захныкал пятилетний Фома. Он не хотел есть из одной тарелки с малышами — Витькой, Венькой и Танькой.

— Почему? — строго спросила Марфа.

И Фома ответил, что они сопливые.

— Ладно, ладно, разделю я вас. — Марфа достала лучину, разломила ее надвое и положила крест-накрест на миску. — Пусть каждый из своего гнездышка ест.

Подошла большая белая кошка, впрыгнула на лавку меж близнецов, начала тереться о них, голодно мурлыкая, толкать их под локти.

— Фома, не видишь, что ли, кошка есть маленьким мешает. Смотри, как они грудки молоком обмазали.

— Брысь! — прогнал Фома кошку. — Зачем вы так молоком испачкались? — Он посмотрел на близнецов. — Тятьки нету — ложкой некому вам по лбам дать.

— А сам-то ай не сможешь? — засмеялась Марфа.

Ложкой, бело-розовой от молока, Фома по разу стукнул каждого из сотрапезников. Детишки заревели, затерли глаза кулачками. Кислое молоко, попавшее им на руки и на ноги, разъедало тело; близнецы заерзали ногами от нестерпимого зуда. Марфа насухо вытерла им ручонки.

— Надоедники вы мои! За что вас нам господь послал? Не ждали вас, не искали, вы сами нашлись!..

— Где нашлись? — полюбопытствовал Фома.

— Под камнем.

Фома хотел было спросить, под каким камнем нашлись близнецы, но в это время с улицы вошел отец.

Платон покачал головой, услышав рев близнецов, сел на лавку и спросил у Марфы:

— Чего они разревелись?

— Ды ай я знаю? Повесили их нам на шею, а денег на прокормление не дают… Со своими хлопот полон рот, а тут еще — чужие. Ты бы хоть узнал, чьи они.

Платон подошел к окну. Подумал, что мать права. Семья живет впроголодь, два лишних рта — немалая обуза. Чьи они дети?.. Как узнать?.. Старая карга Петровна, которая уговорила принять их, редко приходит, мало приносит. Нищенкой прикидывается… Надо бы узнать, чьи они, и возвернуть… Но прежде надо выяснить, откуда эта Петровна является. А как выследить? Сам-то не пойдешь за ней по пятам…

Взгляд Платона задержался на бредущем по улице Егорке Кочерге, младшем брате жены сельского учителя Аники Северьяновича, — парне лет девятнадцати. Слыл он в Алове полудурком. Кочергой его прозвали за то, что кисть правой руки у него была намертво вогнута вовнутрь. Лицо у Кочерги длинное, глаза серые, впалые, острижен всегда наголо, зимой и летом ходит босиком, а стоит ему заговорить — слушать тошно: плетет такую околесицу!.. В селе считают его угодным богу — подают куски и старую одежу. Ночует он, где сумерки застанут.

Блаженный заметил в окне Платона, остановился и пропел единственную песню, которую знал:

Пойду к учителю,

Детей мучителю.

Там сладкий чай густой,

Здесь самовар пустой.

Вечером Платон поделился своими мыслями о близнецах со своим отцом.

— Верно надумал, — кивнул Тимофей. — Зачем они нам? А кого следом за старухой послать? Я ведь, милок, не ходок, сам знаешь, — ноги, гляди-ка, вон как распухли. Скоро, видать, на тот свет уйду.

— Егорку Кочергу думаю послать.

— Дельно. Дай ему два пятака — он за эти деньги на край света пойдет. Старуха когда обещалась прийти?

— На троицу явится.

Вышло все так, как предполагал Платон.

На троицу вечером вернулся из путешествия за Петровной Егорка Кочерга, постучался в окошко. Платон вышел с ним на загуменье.

— Знаю, где она живет! — выпалил Егорка. — Она у графа в большом доме живет — вот где! Вошла во двор и больше не вышла. Я ждал, ждал, все глаза проглядел — нету ее, видать, она с устатку спать легла.

— Не врешь?

— Вот те истинный крест, — перекрестился Егорка. — Деньги ты мне сулил. Давай.

Платон протянул ему три медных пятака и две полушки.

— Эхма, скока! — восхищенно воскликнул блаженный. — Чего с ними делать буду, а? В зятья ль к кому зайти?

— Как хочешь.

— Все хвалят мне одну девушку.

— Издалека?

— Чувырину Дуню. Как она? Без изъяна?

— Хороша, да глуповата.

— Она по молодости такая. Поумнеет.

— Ежели сам ее на ум-разум наставлять будешь — конечно, поумнеет.

— Может, мне свадьбу начать готовить? Как думаешь? Мне теперь деньги нужны. Этих вот больших пятаков мне хватит? Ты, дяденька Платон, женатый, скажи, сколько израсходовался на свою свадьбу?

— Сам не знаю. Не я ведь расходовался, а дед мой — Варлаам.

— А где он, старик-то?

— Помер, царствие ему небесное.

— Вот беда: и спросить некого… Пожалуй, у Аники Северьяныча пойду спрошу. — Егорка повернулся и зашагал прочь, громко напевая любимую песню.

7

Другим способом пробовал вылезти из нужды еще один молодой хозяин в Старом селе — Павел Валдаев. После смерти Прокофия, своего отца, продал четырех овец и купил двустволку с припасами, смастерил лыжи и всю прошлую зиму учился ходить на них и метко стрелять.

— Игнашка, — сказал он однажды брату, который был лет на шесть моложе, — кинь вверх свою шапку. Попаду аль нет.

Меньшой, не долго думая, подбросил, и молодой охотник ввалил внутрь его новой папахи весь картечный заряд, разнеся Игнашкин головной убор в жалкие клочья. Бедняга заревел от обиды.