В зеркале голубого Дуная - [94]

. Он является самым крупным национализированным предприятием страны, дающим более половины продукции чугуна, стали и проката.

В послевоенное время заводы ФЕСТ окрепли за счет зарубежных заказов, среди которых немаловажное значение имели советские заказы. Вместе с заводами рос и город. Население Линца составляет теперь почти двести тысяч человек. Быстро меняется облик города — растут новые дома, расширяются дороги, совсем иной стала дунайская пристань Линца — здесь теперь можно видеть суда всех придунайских стран. Некоторые из них и построены здесь — на линцской судоверфи.

Когда наш пароход стал подходить к пристани, я перешел на другой борт и тут снова увидел кельнера Макса с дочками-близнецами. Девочки сидели рядом на скамейке, накинув на плечи отцовский плащ — к вечеру на реке стало прохладно, а Макс о чем-то спорил с тучным стариком в клетчатом костюме эстергази. Судя по тому, что мне удалось услышать, старик был туристом из Западной Германии.

— Тем не менее нужно уважать права на собственность, — говорил немец назидательным тоном. — В сталелитейные заводы Линца вложены немецкие деньги. Поэтому по закону эти заводы следует вернуть немцам.

— По закону? — Макс криво усмехнулся. — Почему же вы не вспомнили про закон, когда после аншлюсса увезли в Берлин всю австрийскую казну?

— Это совсем другое дело, — невозмутимо ответил немец. — За это несет ответственность Гитлер.

— Интересно вы рассуждаете! — воскликнул с нескрываемым сарказмом Макс. — Пока Гитлеру удавалось грабить другие народы, вы считали положение нормальным. Вы строили на чужие денежки такие вот заводы, как «Герман Геринг». А теперь, когда нужно расплачиваться, то вы киваете на покойника, а сами меж тем собираетесь удержать за собой награбленное. Интересно получается! Только ничего у вас на этот раз не выйдет. ФЕСТ — наши заводы и всегда будут австрийскими. Мы их не отдадим.

— С вами невозможно спорить. Я рассуждаю по-деловому, как коммерсант, а вы оперируете коммунистическими лозунгами.

— Что ж, если это называется коммунистическими лозунгами, тогда в Австрии семь миллионов коммунистов. Честь имею!

Макс с насмешливой вежливостью приподнял шляпу.

Немец сердито поджал губы и не ответил.

Мне очень хотелось подойти к Максу и пожать ему руку. Но венский кельнер со своими дочками уже спускался по сходням на берег. Еще минута, и он затерялся в шумной воскресной толпе.

Граф не переносил коммунистического духа

В рабочих кварталах его имя произносили с ненавистью и омерзением: в феврале 1934 года Эрнст Рудигер Штаремберг руководил расправой черного хеймвера над повстанцами. Позднее отпрыск старинной аристократической фамилии и крупнейший землевладелец Штаремберг вместе с другими австрийскими Квислингами подготавливал оккупацию Австрии фашистской Германией.

После окончания войны в Австрии был принят закон, по которому бежавший за границу Штаремберг лишался всех своих обширных владений. Депутаты Компартии, выступавшие в парламенте, указывали, что принятого закона недостаточно. Нужно было осудить Штаремберга, привлечь его к ответственности за совершенные преступления. Однако депутаты СПА не поддержали коммунистов.

Несколько лет спустя Штаремберг направил кассационную жалобу в Конституционный суд Австрии. К этому времени уцелевшие единомышленники Штаремберга уже вновь выползли из своих щелей, где они прятались после войны. У кровавого палача нашлись в Австрии покровители и защитники. Суд признал «гражданские права» Штаремберга, и, изрядно промотавшийся, уставший от скандальных кутежей, граф поспешил к своим фамильным владениям.

По всей стране проходили митинги протеста, вдовы убитых рабочих посылали петиции с требованием об аресте палача и предателя. Но взятый под опеку властей, Эрнст Рудигер Штаремберг укрылся в одном из самых дорогих пансионов курортного городка Шрунц.

Буржуазные газеты уверяли народ, что Штаремберг давно уже отошел от политики и мечтает тихо, как частное лицо, дожить остаток дней на родине, которую так сильно любит.

Желая удостовериться, как он выразился, «действительно ли волк стал вегетарианцем», в Шрунц выехал корреспондент «Фольксштимме» Георг Ауэр.

Лакеи Штаремберга не допустили журналиста в отель, заявив, что господин граф не переносит коммунистического духа. Прихлебатели и не догадывались, насколько точно они выразились.

Штаремберг видел уходящего Георга Аэра в окно отеля. Через два часа он вышел на прогулку в город и вдруг… вдруг опять встретил корреспондента коммунистической газеты! Граф рассвирепел. Былая ненависть карателя вскипела в нем с ослепляющей яростью. Как во время оно, граф поднял над головой свою палку и хотел броситься на коммуниста. Но время графа истекло. Распираемый бессильным бешенством, он рухнул на землю. Ненависть разорвала его сердце.

Георг Ауэр вернулся в редакцию. Целых три дня он был героем шумных газетных сенсаций. Однако, кажется, не нашлось никого, кто осмелился бы выразить в печати сочувствие Штарембергу.

Встретившись в эти дни с Георгом Ауэром, я спросил, не выдвинули ли сторонники графа обвинение против него.

Кареглазый Ауэр иронически пожал своими широкими плечами: