В зеркале голубого Дуная - [92]
— Поехала в банк, — тихо, как будто между прочим, сказала мне Августина и потупилась.
Да, у наставницы была совсем другая жизнь. Она не только читала газеты, но и следила за курсом акций. День ее протекал в делах, которые мало чем отличались от дел крупного бизнесмена. Она часто бывала в столице, ездила по стране, встречалась с самыми различными людьми. Фольксдойче уверял меня, что наставница по делам ордена даже встречается со своими коллегами из мужских орденов. Вероятно, это правда, хотя старый коммерсант, услышав слова соседа по палате, начал плеваться и браниться, обзывая его богохульником.
Купив в ближайшей кондитерской две коробки хороших конфет, я зашел к сестрам, чтобы попрощаться. Луиза покраснела от удовольствия и быстро припрятала конфеты в бельевой шкаф. В глазах Августины я увидел вскипевшие слезы. Каким-то неловким, давно забытым движением она быстро протянула мне худую горячую руку. Я крепко пожал ее. Августина сильно вздрогнула, вырвала руку и побежала по длинному больничному коридору. Она не заметила, что у нее соскочила с головы повязка.
Это было так страшно — бегущая лысая женщина в черной сутане…
Вверх по Дунаю
В этот безоблачный летний день Дунай и в самом деле казался голубым. В подсиненной небом воде отражался наш белоснежный пароход, разноцветные виллы, утопающие в зелени фруктовых садов, фабричные трубы, высокие гористые берега с развалинами средневековых замков, кирхами и монастырями. Мне вспомнились слова Альфреда Верре: «Дунай, если хотите, течет не только через нашу территорию, но и через всю нашу историю…»
Мы с Альфредом так и не собрались поплыть на пароходе вместе. Я отправился вверх по Дунаю из Вены в Линц один. Но мне то и дело вспоминался мудрый старичок с его добрыми подслеповатыми глазками, потому что я хорошо помнил его рассказы о придунайских городах, мимо которых плыл наш пароход. В этом смысле все-таки совершилось то, что обещал когда-то Альфред: «Мы с вами обязательно поплывем по Дунаю…»
Мы давно уже проплыли мимо Леопольдсберта — брата Каленберга, последнего посланца Восточных Альп, который добежал до Дуная и остановился у самой воды, зачарованный красотой великой реки. Остались позади венские пригороды, городок Корнейбург с его судоверфями, где по заказам Советского Союза строят речные и морские суда. На одном из мощных буксиров, недавно спущенном на воды Дуная, легкий ветерок шевелил ярко-красный флаг с серпом и молотом.
Впереди показался Креме — один из старейших городков Австрии, широко известный за пределами страны своими винами и виноградом, персиками и розами. От Кремса и дальше вверх по правому берегу Дуная до города Мелька протянулась воспетая в австрийских народных песнях долина Вахау. Весной сюда приезжают полюбоваться буйным цветением фруктовых садов, погулять с невестой, вспомнить молодость. Весь берег кипенно-белый от цветов, и даже Дунай, отражающий у правого берега сады, кажется белым, словно течет сказочная молочная река.
В Кремсе я бывал несколько раз и прежде, когда из Линца на машине возвращался в Вену. Шоссейная дорога идет по берегу Дуная почти все время над самой рекой — от Линца до Кремса по правому берегу, от Кремса до Вены — по левому.
В Кремсе, где была первая короткая стоянка парохода, произошла небольшая, но примечательная история.
Еще на борту парохода я заметил Макса — кельнера из венского гастхауза, где я иногда обедал. В белом кителе, с черной бабочкой Макс бегал между столиками, всегда пригнувшись, какой-то странной, мышиной трусцой. Шея его поминутно вытягивалась в сторону солидных посетителей, глаза пугливо бегали, чтобы успеть вовремя заметить малейшее их желание, чтобы, не дай бог, кто-нибудь остался недоволен обслуживанием, а следовательно, и самим заведением.
На пароходе Макс выглядел совсем иначе. Может быть, потому, что на нем был надет не кельнерский китель, а серый воскресный костюм, он держался прямо, свободно, и глаза у него были совсем иные, и голос. Макс ехал с двумя детьми, девочками-близнецами лет десяти. Он шутил со своими шустрыми дочками, рассказывал им что-то, даже пел им тихонечко какую-то смешную песенку.
В Кремсе Макс вместе с другими пассажирами решил осмотреть церковь, построенную в XVII веке на самом берегу Дуная. Мы вошли в храм, когда там совершался обряд венчания. В почти пустой церкви перед алтарем стояла крестьянская чета, и старый, краснолицый пфарер строгим голосом делал наставления жениху и невесте. Войдя в храм, мы остановились неподалеку от дверей, где уже стояло несколько пассажиров с нашего парохода. Все стояли тихо и чинно, сняв шляпы, как полагается в церкви. Но сердитый пфарер вдруг прервал торжественный обряд на полуслове и грубо потребовал, чтобы мы вышли вон. Стоявшие в проходе недоуменно пожали плечами и неохотно пошли на улицу. Макс негромко, но отчетливо и твердо промолвил:
— Странно. Обряд венчания разрешает верующим находиться в церкви.
Поп разразился бранью: из его уст, только что произносивших молитву, с брызгами слюны полетели отборные грубые слова. Макс не смутился. Повысив голос, он гневно бросил:
