Много читал.
Книги ему доставляла Ниночка, кроме того, он брал из библиотеки через посредство Петрова.
Вскоре после Пасхи старик Косоворотов собрался в поездку: хотел подняться с первыми пароходами вверх по реке, в уездный город, где у них была обширная хлебная ссыпка.
Дня за два перед отъездом он зашёл к сыну.
Дело было вечером.
Антон Константинович курил, лёжа на кровати.
С отцом он не встречался уже целую неделю.
— Здорово… Валяешься всё! Ты бы хоть окошко отворил: вишь, как у тебя накурено. Как здоровье-то?
— Да ничего… Спасибо. Дело идёт на поправку.
— Ну и слава Богу!.. Мне вот ехать надо. Вверх побегу на пароходе. Там в уезде у нас хлебная операция. Свой глаз нужен. Обернусь недели через две… Думаю я тебя на лето туда послать. Чего здесь без дела-то болтаться? На реке-то, да на вольном воздухе живо окрепнешь. Дело живое, бойкое. Всегда на народе… Там у меня Ефим Рукавицин поверенным. Будешь у него пока под рукой.
Антон Константинович не прерывал отца.
За последнее время им овладело какое-то странное равнодушие.
Было безразлично, что бы ни делать, где бы ни жить.
Старик Косоворотов, помолчав немного, продолжал:
— Между прочим говоря, еду я по делу, а на душе у меня неспокойно… Девчонки остаются одни. Времена теперь тревожные. О забастовках вон все толкуют… Есть тоже думки и об тебе, Антон… Как бы ты грешным делом… не разрешил тут без меня… Не запил бы, говорю…
Антон Константинович посмотрел куда-то в угол и глухо возразил:
— Ну, уж коли запить, так и при тебе бы запил… Напрасно ты об этом говоришь, отец!
— Ладно… Чай не станется со слова-то. Эх, Антон, и в кого это ты только вышел!? Сам я, можно сказать, и в рот не беру. Никогда этим не баловался… Втянулся ты в водку. А всё развесёлое актерское житьё заставило!
Антон Константинович распахнул раму и сел на подоконник.
— А ты забыл, отец, про моего дядю, про брата покойной матери? Ведь алкоголиком был. Вот, может быть, наследственность и сказывается… Не пью я теперь давно.
— От малодушия всё это, Антон. Бодрый человек пьянству не поддастся. Ну, да авось Бог не без милости! Может, теперь по иному жить начнёшь… Прощай покуда. Поправляйся скорей!
Старик Косоворотов уехал в воскресенье утром, а вечером в тот же день Антон не выдержал, махнул рукой на всё окружающее и отправился в гости к Петрову.
Там было изрядно выпито.
Антон Константинович и домой не пошёл, а остался ночевать у товарища.
Утром к Петрову ещё подошли приятели.
Пьянство затянулось ещё на целые сутки…
Проснувшись после кутежа, Косоворотов посмотрел на себя в зеркало и с отвращением плюнул.
— Как теперь домой пойти? — подумал он, разглядывая опухшее лицо. — Глаза мутные, изо рта, как из винной бочки перегаром несёт… Любезные сёстры увидят, в обморок, пожалуй, упадут. Скверно, чёрт побери!
Пока Антон Константинович терзался этими соображениями, Петров ломал голову над тем, каким бы способом им опохмелиться.
Личные ресурсы приятелей давно иссякли.
Кредит в соседних лавочках был исчерпан.
— Плохи наши дела! — с грустью констатировал Петров, — есть, впрочем, ещё один выход… Не знаю только, удастся ли?
— А что такое? — поинтересовался Косоворотов.
— Здесь, видишь ли, есть у меня юный поклонник драматического искусства вообще и моего таланта в частности — Колька Мыльников. Сын этого богача Мыльникова. Знаешь, поди?
— Как не знать… Где это вы с ним познакомились?
— Ещё прошлой зимой. Ставил я в купеческом клубе спектакли. Там и познакомились… Парень с дуринкой в голове. Отец его держит в ежовых рукавицах. Чуть ли не нагайкой порет. У Кольки иногда бывают хорошие деньги. Мы с ним, случалось, покучивали.
— Да ты у них в доме бываешь, что ли?
— Кой чёрт! Со стариком Мыльниковым шутки плохи. Он нашего брата на пушечный выстрел к своему дому не подпустит. Нет, тут нужно действовать иначе… Умывайся, да пойдём.
— Домой бы мне надо, хватятся там меня, пожалуй.
— Э, пустяки! Что у тебя дома дети плачут? Пойдем, перехватим у Мыльникова презренного металла и выпьем…
Косоворотов после минутного колебания согласился.
Пошли доставать денег.
На Петрова похмелье действовало самым удручающим образом.
В дрожании рук, в неверной, шаткой поступи сказывался привычный алкоголик.
Положим, и Антон Константинович чувствовал себя не лучше, чем товарищ.
Голова у него кружилась. Мучила жажда.
К физическим страданиям примешивались ещё и нравственные: тяжело было думать о возвращении домой.
— Хорошо, если на наше счастье застанем Кольку в складе, — вслух подумал Петров.
— Да даст ли он ещё денег-то?
— В этом и сомневаться нельзя! Колька у меня, так сказать — последнее прибежище. В трудные минуты я всегда к нему обращаюсь. Поправимся — честь честью.
…Склад Мыльниковых помещался на пристани.
Это было громадное двухэтажное здание, выложенное из красного кирпича.
— Подожди меня здесь, — сказал Петров. — Посиди пока на лавочке.
Он нырнул под тёмную арку ворот.
Антон Константинович тяжело вздохнул и опустился на скамейку.
На пристани царило обычное оживление рабочего дня.
Раздавались окрики грузчиков, стучали телеги ломовых извозчиков.
…День обещал быть жарким.
Тёмно-синее небо низко опускалось над городом.
