Что же случилось?
Госпожа фон Шпрингенфельд смертельно заболела.
Когда общество возвратилось вечером, господин Скочдополе спросил у лакея своей жены Иозефа, стоявшего у входа в замок, не знает ли он, как чувствует себя барыня, потому что после обеда ей сделалось плохо и, боясь, чтобы не стало еще хуже, она уехала домой, покинув своих гостей.
— Ваша милость, я ходил за доктором, и он только что пришел,— ответил Иозеф.
— Ей плохо?
— Не могу сказать, ваша милость. Когда барыня приехала, она вышла из кареты у ворот, прошла пешком через сад, а я стоял здесь. Она спросила меня, дома ли мамзель Сара; я ответил, что она в своей комнате и что я только что видел, как туда вошел Жак. Барыня ничего не ответила и пошла в комнаты. Долгое время было тихо, как будто там никого не было. Но вдруг раздался резкий звонок. Когда я вошел, барыня, бледная как смерть, велела мне позвать Клару и послать за доктором, что я тотчас же и сделал.
Господин Скочдополе быстро направился в комнаты. В библиотеке сидел доктор и писал рецепт.
— Как она себя чувствует, доктор, она на самом деле больна? Вы пишете рецепт?
— Нехорошие симптомы, и я боюсь, что она расхворается. Госпожа Скочдополе, вероятно, простудилась и, что еще хуже, пережила, по-видимому, глубокое потрясение. У нее сильный жар, и она все время бредит.
— Но это не холера, доктор?
— Гм, почему вы так боитесь холеры? Разве нет других смертельных болезней? — сказал доктор, глядя на рецепт.
Он дописал, господин Скочдополе позвонил, и слуга тотчас же помчался в город. А доктор быстро вошел с барином в комнату барыни. Она лежала на кровати, около нее суетилась растерянная Клара.
— Где Сара? — спросил господин Скочдополе у Клары, и, так как барыня лежала отвернувшись, он решил, что она спит.
— Не знаю, что случилось. Ее милость не желает даже видеть Сару,— ответила Клара, пожимая плечами.
— Это ты, Вацлав? — быстро повернулась барыня.
— Я,— ответил господин Скочдополе, удивленный тем, что жена называет его по имени, которое ненавидела, считая в высшей степени простым.
— Возьми это письмо, прочти и сейчас же прими меры, чтобы моя воля была утром выполнена. Ты сделаешь это?
— Ты и так знаешь, что я все для тебя сделаю. Но что с тобой вдруг произошло, что тебя так сильно взволновало?
Барыня не ответила, а доктор дернул барина за рукав, чтобы он оставил ее в покое.
— Я пойду и сейчас же выполню твое желание,— сказал господин Скочдополе и вышел в соседнюю комнату.
Там он развернул большой лист бумаги. Это было свидетельство, выданное Саре в том, что она служила горничной у госпожи Скочдополе, что она искусная камеристка и что ей можно давать соответствующие поручения. Кроме того, тут же был чек на сто дукатов серебром, которые должны быть выданы Саре вперед за полгода.
Господин Скочдополе покачал головой, задумался, затем быстро вошел в свой кабинет, подписал чек, написал еще письмецо от себя, сложил все это, запечатал и послал своему поверенному в Прагу. Когда он положил перо, его взгляд упал на портрет госпожи фон Шпрингенфельд, стоявший в дорогой рамке на столе. Он долго смотрел на него, пока глаза его не наполнились слезами.
— Другие были времена, когда я заказывал твой портрет, Катержина,— прошептал он,— мы еще верили в себя. Мы могли быть счастливы, но оба ошиблись. Прости нас, боже!
Он отер глаза, быстро встал, позвонил и приказал вошедшему Францу позвать камеристку.
Сара вошла. На ней не было ни светлого шелкового платья, ни золотых брошек, ни браслетов, а на лице никаких следов румян.
— Сара! — строго начал барон.— Уложите свои вещи, утром вы уедете с почтовыми в Прагу. Вы уволены. Вот вам адрес моего поверенного и деньги на дорогу; одновременно с вами я посылаю указание, чтобы вам уплатили жалованье за полгода вперед. Пока у вас не будет другой службы, наш дворецкий предоставит вам комнату в нашем доме. Таково желание барыни, и я передаю его вам от ее имени.
Сара пришла в ярость, но заставила себя заплакать, стала жаловаться на несправедливость барыни, даже начала рассказывать о ней всякую всячину. Но барин указал ей на дверь, строго прикрикнув:
— Ни слова больше, идите и научитесь служить честно!
В бешенстве Сара выбежала, а Франц в передней промолвил, словно про себя:
— Так всегда бывает: повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сложить. Над тобой, мегера, поставлен крест.
Сара слышала все, но ничего не сказала. Как ведьма влетела она в свою комнату, в ярости бросилась на пол и стала плакать, и если бы могла, то избила бы в эту ночь половину обитателей замка и сожгла бы его. Она прекрасно знала, что произошло с барыней; вспомнила, как испугалась, как вырвалась из объятий Жака и чуть не упала в обморок, услышав резкий звонок барыни в то время, как, по ее предположению, та была еще в лесу.
Как только Жак тайком ушел из ее комнаты, она все привела в порядок, сняла нарядное платье, надела домашнее и побежала вниз к барыне, готовясь сказать, что ее не было дома, но госпожа фон Шпрингенфельд, бледная как полотно, со сверкающими глазами, поглядела на нее и заявила:
— Иди и не показывайся мне на глаза, я знаю все.
