В замке и около замка - [22]

— Зачем вы промываете чай?— спросил Жак.

— Этим уничтожается горечь в листьях, и чай становится нежнее на вкус и приобретает лучший цвет. Меня этому научил один русский, который бывал у графини.

— Я знаю его, такой старый усач. Ваша графиня была расположена к нему, по крайней мере так говорили, и это верно, потому что у вас тогда целый день пили чай. Вообще в том доме у вас было хорошее хозяйство — теперь на него наложен арест.

— У графини была масса долгов, и не удивительно, оба были очень расточительны, а мы жили как собаки. Я была рада, что меня приняли сюда. Так хорошо не многим живется даже в княжеском доме, я отложила себе уже несколько сот дукатов, и, бог даст, будут и еще.

Вода закипела, Сара заварила чай, затем села на диван возле Жака, положила в чашки сахар и стала ждать.

— Удивляюсь, что это происшествие с собакой не имело никаких плохих последствий, я так боялся за вас,— сказал Жак, заметив, что она упомянула о накопленных деньгах.

— Сначала и я испугалась, никому не хочется добровольно расставаться с такой хорошей жизнью, но когда я увидела, что дело скверно, я решилась на все и пустила в ход и хорошее и плохое. Я не позволю так легко выжить меня из этой кормушки.

— Говорили, будто ваша старуха невероятно рассердилась,— ответил камердинер, беря второй кусок торта.

— Достаточно бесилась и, как фурия, изливала на меня свою злобу, но, думаю, она сообразила, что, пожалуй, будет хуже для нее, если я также начну злиться, и умолкла, как будто ей заткнули рот. На следующий день я наговорила ей много приятного, считая, что так лучше, и сделала все это ради вас. Хорошо получилось. Досадно только, что она взяла этого нищего к собачке, но бояться нечего, я его легко выживу, если он мне будет мешать. Я уверена, что он не поедет с нами в город, хотя старуха собирается там хвастаться им. Все это опять-таки наделал господин Росиньоль.

— Он говорил с нашим бароном о том, какая глупая гусыня ваша старуха.

— Все же нашим гостям нравится, что мы их кормим и даем им взаймы деньги; у господина Росиньоля ничего нет за душой, а ваш барон, я думаю, тоже высоко прыгнуть не может. Когда будете служить у нас, господин Жак, вы сами сможете посмеяться. Разумеется, лучше жить у таких господ, как мои, они больше ценят нашего брата, чем аристократы. У тех нужно держать язык за зубами, и они не позволят забрать себя в руки. Но у таких, как наша хозяйка — из бывших купчих,— все возможно. Они бывают довольны, если могут сманить кого-нибудь из господского дома. Вот, пожалуйста, чай. Что вам угодно — ром или взбитые сливки? — спросила Сара, подавая гостю чашку с золотистым напитком.

— Сливки не для мужчин, вот ром — другое дело. Он, кажется, хороший, ароматный и густой, как масло. Вы получили его, вероятно, из Праги от Галанека?

— Почему вы так думаете? Нет, это редкий, дорогой ром из-за границы; в нашем доме не покупают ничего простого. Ведь вы видите, что на нем французская надпись.

— Пардон, мамзель, на этот раз вы ошиблись! Ха-ха-ха,— засмеялся Жак, разглядывая надпись на бутылке,— честное слово, мадам, тут написано: Галанек, Бетлемская площадь. Мы тоже всегда там покупаем. Это хороший ром и не такой бессовестно дорогой, как в другом месте.

— Гм, это дело барыни,— покачала головой Сара,— она хочет иметь все чужеземное, редкое и дорогое, и если приходится покупать что-либо дешевое, то считает, что унижает этим свое дворянское достоинство.

— Черт возьми, этого я не понимаю. Мой барон дорожит своей честью кавалера, но бывает доволен, если можно купить подешевле; он не стесняется торговаться, а больше всего любит брать даром.

— Графиня достаточно сорила деньгами, но, когда дела стали плохи и повар или камеристка приносили большие счета, она не стеснялась посылать проверить, сколько было заплачено. Здесь этого не делают. Повар присчитывает, сколько ему угодно, и я тоже составляю порядочные счета. Почему же мне этого не делать, если барыня хочет иметь все дорогое? Хорошо, что я знаю об этом. Повар не лучше, он всегда скрывает от меня.

— Вы были только горничной у графини, мамзель, simple domestique?[15] 

— Да,— сказала Сара, не поняв французских слов, заимствованных Жаком у барона,— но наша старуха думает, что я была камеристкой, поэтому она меня немедленно взяла, хорошо мне платит и считается с моим вкусом. Я сумела поставить себя. Что же, у кого хороший глаз и вкус, тот скоро овладеет искусством одевать. Как бы я ни одела барыню, все равно ее будут хвалить в глаза и говорить, что она красива; если я одела бы ее даже, как клоуна, ее тоже будут хвалить, потому что гостям у нас хорошо. Я считаю, что она может быть довольна мной, если б меня не было, она выглядела бы лет на десять старше.

— Ваш вкус superbe,[16] мамзель, я всем восхищаюсь у вас,— сказал Жак, с большим аппетитом поглощая чай и закусывая то копченой ветчиной, то бутербродом с сардинкой.

При этом он время от времени влюбленно поглядывал на Сару, однако больше смотрел на еду. Когда он выпил три чашки чаю и его лицо раскраснелось, он обнял Сару за талию, поцеловал, затем пододвинул к себе тарелку, на которой лежала приготовленная сигара, спросил, гаванская ли она, заметив, что других не курит, а когда Сара ответила утвердительно, разжег ее фидибусом