В тени Альгамбры - [30]

Испанская церковь бдит. Она делает все возможное, чтобы поддерживать в простых людях веру в лучшую жизнь в загробном мире и таким образом удержать их от борьбы за лучшую жизнь в этом — борьбы, которая опасна и для духовенства. Однако и у церкви есть свои трудности. Наш гранадский приятель Фернандо несколько сгущает краски, утверждая, будто вся Испания стоит на коленях и молится.

Одна провинциальная католическая газета опубликовала весьма неутешительное сообщение своего лиссабонского корреспондента. «Если сегодня португальцы являются католиками, — пишет он, между прочим, — то ничто не свидетельствует о том, что они останутся католиками завтра. В Португалии также идет опасный процесс обмирщения общественного мнения». А «Национальный секретариат катехизиса», то есть церковного воспитания, заявил: «Печальная истина состоит в том, что в стране, называющей себя католической, более 70 % молодежи не принимает участия в церковной жизни и пребывает вдали от бога и его церкви». Если эта цифра верна, замечает корреспондент, то к 1970 году, когда население Португалии возрастет до 12 миллионов человек, среди них будет лишь 4 миллиона действительно верующих, посещающих церковь католиков. Что и говорить, очень мало для народа, который столь многим обязан католицизму!

Провинциальный священник, с которым я разговорился вскоре после опубликования статьи, на мой вопрос, не наблюдается ли нечто подобное и в Испании, откровенно признал:

— К сожалению, у нас дела обстоят не лучше. Значительная часть молодежи уходит из-под нашего влияния. Мы утратили правильный подход к молодым людям, не умеем по-настоящему заинтересовать их, наши методы устарели, несовременны. А рабочие и подавно относятся к нам враждебно.

Об этом повсюду, не в одном только Линаресе, говорили нам и сами рабочие. Один мадридский рабочий-металлист сказал мне:

— Испанский рабочий не ходит в церковь, у него просто нет на это времени, если б даже он и хотел. Женщины — те, конечно, ходят, но главным образом для того, чтобы поболтать с подружками и развлечься.

Страх перед окончательным отчуждением народа от церкви — одна из причин, побуждающих отдельных представителей духовенства, подобно вышеупомянутому ондарскому священнику, искать путей сближения с народом. Вот еще один конкретный пример, о котором мне рассказали. Весной 1962 года на одном крупном заводе в Севилье вспыхнула забастовка. Заводской священник уже не раз выражал свое недовольство бесчеловечным поведением заводской администрации. Оно, по его мнению, было причиной ничтожной посещаемости еженедельной мессы в заводской капелле. После поражения забастовки ему было бы совершенно невозможно оставаться на заводе. Поэтому он не возвратился к исполнению своих прежних обязанностей, а предпочел открыто солидаризоваться с рабочими. Известно также письмо 339 баскских священников своим епископам от 30 мая 1960 года, в котором они протестовали против методов дознания (пыток), применяемых испанской полицией в отношении «нарушителей зачастую маловажного или несправедливого закона». А во время забастовки горняков весной 1962 года власти были даже вынуждены прибегнуть к арестам среди священников, так как некоторые из них весьма резко выступили в защиту бастующих.

Надо сказать, высшее, и уж во всяком случае низшее, баскское духовенство издавна занимает совершенно особое положение внутри испанской церкви. Уже во время гражданской войны оно в значительной своей части стояло на стороне республики, как и вообще все баски — в высшей степени сознательное национальное меньшинство.

Однако верхи испанского духовенства никогда не пойдут на подлинные уступки, хотя, исходя из чисто тактических соображений, и могут в некоторых случаях, например в вопросе о цензуре, рекомендовать режиму Франко известные послабления. И большинство простого народа, по-видимому, прекрасно отдает себе в этом отчет. Более того, безошибочное чутье, в той или иной мере свойственное простым людям, подсказывает им, что в лице «слуг божьих» они чаще всего имеют дело с циничными лицемерами, не заслуживающими ни малейшего доверия. Во всяком случае мы сами, я и Хосе, однажды наблюдали в кордовской мечети сцену, которая лишила нас последних иллюзий На этот счет, нас, отъявленных скептиков, все же склонных допускать наличие искренних убеждений даже у противника.

На хорах, которые победоносное христианство так нелепо втиснуло в лес мавританских колонн, собрались певчие, одетые в черные костюмы. Они сидят на великолепных резных стульях, расставленных вдоль трех внутренних стен хоров. Спереди хоры открыты, а за нешироким проходом видна помпезная главная капелла, перед которой сейчас никого нет. Лишь несколько мальчиков, одетых в Красно-белые костюмы, деловито снуют по проходу взад и вперед. Певчим кажется, что они укрыты от посторонних взоров, и они нисколько не подозревают, что мы — именно мы! — стоим в тенистом уголке перед хорами, наполовину скрытые какой-то статуей.

Эти господа собрались здесь затем, чтобы в торжественном песнопении восславить господа Иисуса Христа, его мать и его святую церковь, напомнить многочисленным туристам, а также и самим испанцам, любующимся мечетью, что они не в мусульманском, а в католическом храме. И основная масса певцов действительно поет что-то монотонно-невыразительное, с уныло-неподвижными лицами, явно механически, словно отбывая повинность. Много минут подряд тянут они все на одной ноте, и лишь под конец их в общем-то недурные голоса повышаются и складываются в нечто похожее на мелодию, которая тоже, впрочем, не отличается богатством вариаций. Однако нескольким певчим, сидящим позади у короткой стены, это занятие явно наскучило. Поначалу их трое. Это господин с воинственными черными усами, полный каноник с гладко выбритым розовым лицом слева от него и господин с огромной лысиной — справа, очевидно самый старший из троих. У них, несомненно, превосходные голоса, однако они не поют, а болтают между собой, сдвинувшись головами. Точнее говоря, один из них все время рассказывает, а двое других жадно слушают. Затем все трое начинают хохотать, и их смех отчетливо слышен в зале даже на расстоянии, сквозь громкое пение хора. Вновь и вновь покатываются со смеху священники, а толстяк даже придерживает молитвенником живот — чего доброго, еще лопнет…