В тени Альгамбры - [12]

Женщине в окне на одной из улочек Альбаисина — окне, мимо которого Хосе подозрительно охотно прогуливается — приходится туже, чем тетушке Кармен (которая, кстати сказать, ему никакая не тетушка). Ранним утром, прежде чем отправиться на работу, — как утверждает Хосе, на фабрику, хотя выходит она удивительно поздно даже для Испании, — эта женщина высовывается из окна своей комнатушки на первом этаже — у нее красивая головка, только что уложенные волосы в бигуди — и особенно приветливо здоровается с Хосе.

— Ей не повезло в жизни, — рассказывает Хосе. — Ее муж, какой-то торговец, тайком смылся в Южную Америку и оставил одну без денег, с тремя детьми. На свой заработок их ей не прокормить. Она получает вспомоществование от церкви, поэтому для нее имеет смысл ходить изредка к мессе и на исповедь. Не думаю, что этого ей хватает, и иной раз спрашиваю себя, уж не промышляет ли она на улице. Жалко мне ее, и я бы помог ей, чем только могу.

Кажется, чем меньше Хосе пробудет в Гранаде, тем лучше. Теряют голову и люди постарше!

Среди обитателей города Альгамбры встречаются несомненно колоритные личности. Первым делом я вспоминаю шарманщика. Со своим до крикливости пестро размалеванным ящиком на маленькой тележке, запряженной ослом, он ежедневно обходит наиболее оживленные площади и улицы города. Он порядком стар, очевидно, пенсионер, не могущий прожить на пособие. И вот он вертит ручку своего инструмента, который громко, с какой-то просветленной печалью выдает мелодии знакомых пасодоблей, танго и самб. Какая-то крепкая женщина, ненамного моложе старика, идет за ним на костылях — вероятно, он берет ее с собой лишь потому, что у нее нет ноги, ведь это всегда действует на определенную часть публики. После концерта она ковыляя подходит к слушателям с корзинкой и не без юмора просит: «Ослу, пожалуйста, на фураж ослу!» И сердечно благодарит, пусть даже вы положили в корзинку всего несколько мелких монет. Случается, старик на минутку предупредительно останавливает шарманку и уступает поле деятельности своему конкуренту. Как ни странно, тот следует за ним по пятам. Это более молодой, чем он, и, по-видимому, совершенно здоровый мужчина с аккордеоном, на котором он с грехом пополам исполняет несколько модных мелодий. На нем форменная фуражка, какие приняты в армии спасения, но он не член армии спасения: спереди на шапочке красуются крупные буквы: «МРА». Я интересуюсь, что означают эти буквы. «Musica Popular Ambulante», — гордо поясняет он, что значит: «бродячая народная музыка», ни более, ни менее. Он придумал это название сам и является единственным членом «капеллы». Гранада город ничего, милостиво соглашается он, но сам-то он скоро вернется в Кордову, такой монтильи (сорт белого вина), как там, он больше нигде не пробовал.

Колоритны и цыгане, они толкутся на старой площади поблизости от собора, болтают, продают обмедненную посуду (выдавая ее за утварь из сплошной, чистой меди) и прочее барахло, проворачивают какие-то необыкновенные махинации, которыми, по-видимому, можно жить. Они колоритны уже своими темными лицами резко выраженного восточного типа. Колоритны и одежды цыганок — они, правда, по большей части сидят с детьми в своих пещерных жилищах наверху, на горе Сакромонте (святой горе), господствующей над Альбаисином.

На этой нечестиво святой горе на нас без числа набрасываются цыганята и просят подачки. На это толкают их родители, это уже вошло у них в привычку. Мы объясняем, что, если мы дадим кому-нибудь желанную песету, к нам сбежится вся гора, и тогда всем придется дать по песете, а столько песет у нас просто нет. К моему изумлению, наша аргументация как будто доходит до грязных, исцарапанных, но в общем чудесных малышей, однако они продолжают доверчиво бежать рядом с нами и показывают путь. Две девочки школьного возраста рассказывают нам, что они уже немного зарабатывают, танцуя по вечерам в фольклор-кабаре для иностранцев, и показывают несколько фигур незамысловатого хоровода, с которым они там выступают. Они знакомят нас с двумя просто, но опрятно одетыми двадцатилетними парнями, которые идут навстречу. Парни очень вежливы и рассудительны. Они тоже танцуют, объясняют они, солистами в ночном баре. В Гранаде, по их словам, живет от десяти до двенадцати тысяч цыган. Что почти все они живут исключительно мелким торгашеством и попрошайничеством, достойно сожаления, и, вероятно, этому придет конец, когда за работу будут как следует платить. Но работать, как остальные испанцы, и все равно голодать — поймите, это просто не придет цыгану в голову!

Цыганки, стирающие у единственного на всю округу источника, — глядя на их талии, не скажешь, чтобы они уж очень голодали, — оказываются менее скромными, чем их потомство. Они сразу же начинают вымогать кто пять, а кто и десять песет, а в случае отказа грозят не пустить дальше.

Еще немного об испанцах. Вполне вероятно, в Гранаде есть кое-какие мелкие заводы — я не видел ни одного. Зато существует множество мелких ремесленных мастерских, в них работают постольку, поскольку позволяет наличный инструмент. К таким заведениям относится и столярная мастерская Фернандо, расположенная на одной из узких, растянутых, но оживленных и не сказать чтобы неуютных улочек в центре города. В длину мастерская не больше четырех метров, но в заказах недостатка нет. У Фернандо, мускулистого, стройного мужчины, один рабочий и один подмастерье. Фернандо старый друг Хосе, республиканец, после победы Франко много лет просидел в тюрьме. Как только мы у него появились, он, не снимая коричневого халата с метром в кармане, повел нас в один из многочисленных трактирчиков по соседству. Все равно уже настал час аперитива, время, когда Фернандо, так сказать, автоматически встречается со своими друзьями. Двое из них уже поджидают его. Это могучего сложения каменщик и довольно полный низенький человек, посредник по сбыту какого-то продукта, оба антифашисты, как и Фернандо, о чем Хосе сразу же ставит меня в известность.