В тени Альгамбры - [14]

— Так. А что нового в деревне?

— Э, какие там новости! Жена Тонио больна, опухоль желудка, ее придется оперировать. Народилось еще несколько ребятишек. Ну, а эту историю с церковью ты, должно быть, сам знаешь.

Хосе целый год не был в Ондаре, своей родной деревне, откуда ему знать историю с церковью?

— Так вот, вся крыша церкви прохудилась. В дождь вода льет внутрь, над входом, над скамьями и прямо перед алтарем. Они сделали в пользу церкви большой сбор и целую неделю давали спектакли в кинозале, они — это священник, учитель со школьниками и еще несколько жителей деревни. И тут разразился скандал, все добрые католики, особенно женщины, страшно возмущены. Потому что Хаиме Кальвет, состоятельный владелец кинотеатра и председатель фаланги, требует за свой зал половину сбора! А ведь он ничего не потерял, он крутит фильмы лишь три раза в неделю, да и то по вечерам!

Мы прощаемся, жмем друг другу руки.

— Не пей слишком много, дружище, — говорит Хосе. — А то еще свалишься и с осла!

Еще несколько минут — и мы в Ондаре, деревне, насчитывающей около четырех тысяч жителей. Мы останавливаемся на длинной, слегка извивающейся, в высшей степени прозаического вида главной улице — серые, далеко не нарядные фасады, от них вправо и влево разбегаются боковые тропинки в сады, поля и оливковые рощи. Первым делом Хосе ведет меня в старый дом, где живет его единственная сестра. Объятия, поцелуи. Хотя Пепе, зятя Хосе, еще нет дома, нас отменно угощают, — в Испании это само собой разумеется и у гораздо более бедных людей. Сейчас около трех часов пополудни, самая обеденная пора. Вот только, к сожалению, нам нет смысла оставаться в доме после обеда. Дело в том, что сестра Хосе, кругленькая, приветливая и крайне говорливая женщина, назвала на сегодня гостей, собственно даже не гостей, а скорей любителей музыки и театра: они должны разучить песню для представления в пользу церкви, — «да, Хосе, потому что крыша церкви срочно нуждается в починке!» И вот мы поднимаемся вверх по улице, доходим до места, где она расширяется, до маленькой пыльной площадки. Слева, в глубине, стоит церковь, невзрачная, не очень большая. Кинотеатр главаря фалангистов красуется на верхней стороне.

— Посмотрим-ка, не там ли священник, — говорит Хосе.

Священника в церкви нет. Уборщица, убирающая с полу известку, осыпавшуюся в прошлую ночь, когда шел дождь, отсылает нас в соседний дом, в небольшой зал на первом этаже. Мы стучимся, и священник собственной персоной выходит на порог в своей черной сутане. Это здоровый мужчина лет под сорок, с розовым лицом и голубыми глазами, которые приветливо вспыхивают при виде Хосе. Они — священник и старый «красный» — отлично понимают друг друга, хоть и придерживаются различных политических взглядов. Священник не прочь пропустить с нами стаканчик, но и он тоже сейчас очень занят, репетирует с группой детей — участников предстоящего театрального представления. Хосе спрашивает, верно ли то, что рассказал нам Хуан о владельце кинозала.

— Все верно, — подтверждает священник. — А что нам остается делать? В церкви играть нельзя, под открытым небом тоже — погода в эту пору слишком неустойчивая, да и стульев у нас наперечет, а мало-мальски вместительный зал есть только в кинотеатре.

— Этот поп — вполне симпатичный малый, — говорит мне потом Хосе. — Главное, не ханжа, не дурак выпить — хоть бы и в кабачке, никогда не прочь пошутить и покуролесить. К тому же он очень отзывчивый, если только не прикидывается, заботится о бедных крестьянах и рабочих, в глаза называет помещиков живоглотами, и это, кстати сказать, с точки зрения церкви гораздо дальновиднее, чем традиционная односторонняя приверженность к господствующему классу. Поэтому его и не любят крупные помещики и секретарь фаланги.

Площадь служит местом стоянки ослов, велосипедов и автомобилей, однако перед незамысловатым, открывающимся прямо на улицу трактирчиком, что стоит на нижней стороне площади, под сенью дерева, растущего на ее верхней половине, толпится народ. У нас на глазах на площадь, описывая крутую дугу, заворачивает машина, новенький вездеход, и, взметнув облако пыли, останавливается возле других экипажей. Из машины тяжело вылезает пожилой усатый человек — судя по внешности, землевладелец. На нем грубая куртка без галстука, на голове фетровая шляпа, в руке толстая палка. Случайно он замечает Хосе и медленным шагом направляется к нам.

— Опять в Испании? — спрашивает он и здоровается с нами. При этом он с явным недоверием оглядывает Хосе и меня, а когда мой друг говорит, что мы заехали в гости всего на несколько часов, вздыхает прямо-таки с облегчением. В остальном разговор, как положено, вертится вокруг погоды и здоровья.

— Если вы ищете работы, Хосе, — шутливо говорит старик под конец, — мне нужно несколько рабочих на оливы, можно приступать с завтрашнего дня!

После этого дон Альфонсо направляется к дереву, под которым в нервном ожидании топчутся несколько мужчин и парней, одетых большей частью лишь в штаны и рубашку.

— Вам нужен рабочий, дон Альфонсо? — осмелившись, кричит наконец один из них. — Хороший рабочий? Я сильный рабочий, дон Альфонсо, я хотел бы поработать на вас!