В тебе моя жизнь... - [343]

Некоторое время они шли молча, не произнося ни слова, даже не встречаясь взглядами. Просто наслаждались столь близким присутствием друг к другу, касанием сквозь ткань перчатки ее пальцами сгиба его локтя. Сергей заметил, что у нее на руках тонкая лайка, и вдруг положил широкую ладонь своей руки на ее пальчики, к которым начал подбираться холод. Марина вздрогнула при этом и перевела на него взгляд. Он ясно видел, как блестят ее глаза сквозь тонкую траурную вуалетку шляпки, и вдруг обеспокоился, нет ли у нее жара.

— Нет, я полностью здорова, — ответила она, будто прочитав его мысли. Теперь, когда Таня шла чуть позади и не могла слышать их разговора, Марина перешла на русский язык. — Я полностью здорова, хоть и чувствую иногда слабость в теле. И я пришла сюда, чтобы поблагодарить тебя за это. Ведь это ты привез Зорчиху. Vous sauvez mes jours, je vous remercie[480].

— Тебе не нужно делать этого. Не благодари меня. При всем моем желании мои заслуги при этом не так велики, как ты мне приписываешь. И спас твою жизнь вовсе не я, а эта знахарка, — он потянул ее за собой, видя, что их остановка стала привлекать к себе внимание, и они продолжили путь по прогулочной дорожке. — Да и потом — я сделал это отнюдь не для тебя, а для себя в первую очередь. Je suis égoïste insensible[481], таково свойство моей натуры. Жизнь, зная, что ты более не существуешь где-то рядом, не дышишь со мной одним воздухом и не ходишь под одним небом — скучна и бессмысленна для меня.

Сергей произнес эти слова безразличным тоном, но Марина угадала в них его страдание при мысли о том, что она могла уйти от него, покинуть этот мир. Любой другой подумал, что он сейчас просто насмехается над ней, но она знала, какая боль скрывается за этим равнодушием.

— И все равно, я благодарю тебя, — проговорила она, слегка сжимая пальцами его локоть. — Таня мне рассказала, что произошло в тот день.

— Ella ne sait pas tenir sa langue[482], это плохое качество для слуг, — чуть раздраженно ответил ей Сергей. — Полно! Я не хочу более вспоминать о тех днях. Нынче такой превосходный день, не порть мне, умоляю, благостный настрой. Лучше поведай мне о себе. Значит, твое тело выправляется постепенно. А как дух? Что ты сама? Оправилась ли от своей потери?

— Не могу ответить тебе на этот вопрос, — покачала головой она. — Иногда я забываю о ней, домашние дела, моя дочь занимают меня днем. Но ночами… ночами, когда сон не идет ко мне, моя тоска становится все более ощутима. Я начинаю думать, будто мой грех в том, что я не ушла с ним. Это мне было должно умереть, а не ему, этой невинной душе. Почему это произошло? Почему Господь отнял у меня всех тех, кого я так любила? — она вдруг замолчала, переводя дыхание, и Сергей сжал ее пальцы в немой поддержке. — Иногда меня мучают кошмары, — призналась Марина. — Я снова и снова возвращаюсь туда, в коридор для слуг. В эту темноту. К этому страшному человеку.

— Ты так и не вспомнила, что делала в «черном» коридоре? Зачем пошла туда? — спросил Сергей озабоченно, но Марина лишь покачала головой. Они еще некоторое время шли в полном молчании, а потом до их ушей вдруг донесся колокольный перезвон ближайшей церкви. Марина недолго вслушивалась в него, затем остановилась и, повернувшись к Сергею, произнесла запальчиво:

— Бывает время, когда мне начинает казаться, что с некоторых пор я проклята! Я была так счастлива с тобой, а потом ты пропал. На долгих три года! Я думала, что потеряла тебя, и сама, своими руками разрушила наше с тобой возможное счастье, нашу любовь. Я лишила собственного ребенка знать кровного отца, а тебя — свою дочь. А потом эти смерти! Моя Гнеша, мой ребенок… И это жуткое ощущение с недавнего времени, будто что-то случится вскоре… что-то непременно случится!

Ее голос сорвался, и Сергей рванулся к ней, желая обнять ее, защитить от всех невзгод и напастей. Но он быстро подавил свой порыв, лишь только сильнее сжал ее руку, призывая ее успокоиться. На большее он — увы! — права давно не имел.

— Allons, du calme![483] Тобой сейчас движет твоя боль и горечь утраты, ничего более. Расшатанные нервы! Ты должна уехать из Петербурга, отдохнуть. Но не в Завидово. Езжайте заграницу. Мариенбад, Париж, Рим — ты непременно должна их увидеть.

— Увы! Анатоль не отпустит меня одну, а ехать со мной для него невозможно! — возразила ему Марина. Они тем временем развернулись и направились в обратный путь к саням, ожидающим Марину в начале аллеи. — Иногда мне мнится, что он женат не на мне, а на своей службе. Вот и ныне он пропадает во дворце целыми днями…

— Мужчины не могут сесть или лечь в постель у себя в спальне и выплакать свое горе, — тихо проговорил Сергей. — Обычно они стараются заглушить его un petit verre d'alcool[484], а если не выходит и это, то уходят в дела с головой. Я переговорю с ним в скором времени о необходимости этой поездки. Третьего дня Арсеньев собирается обратно в деревню, и мы ужинаем в клубе все вместе перед его отъездом, — он заметил, что Марина удивленно взглянула на него, и улыбнулся. — Поражена? Да-да, мы словно старые супруги — можем громко поскандалить, но неизменно миримся спустя время. Будто не можем друг без друга. Мне не по нраву твой нынешний душевный настрой, и я буду всеми силами протежировать перед Анатолем идею заграничной поездки. А если он не согласится с моими доводами, то могу даже faire du chantage