В те дни - [19]

— Сожгу бумагу, только и всего.

— Сожжёшь? Ну, сжигай… Но…

Он умолкает.

— Что «но»?

— Но если он говорит правду?

— Мне трудно в этом разобраться.

— Значит, сожжёшь?

— Сожгу.

— Гм… Ну, смотри… Тебе видней.

Нахмурив брови, отец идёт к двери. Видно, он недоволен моим решением.

— Папа!

— Что тебе?

— А как бы ты поступил?

— Не стал бы жечь.

— А вдруг это ловушка и сегодня у меня будет обыск?

— Значит, надо хорошенько упрятать.

— Упрятать?

Я горько усмехаюсь. Это не так легко. У охранников собачий нюх на всякого рода тайнички.

— Нет, папа, спрятать нельзя.

— Кто тебе сказал?

— В охранке тоже не дураки. Я смогу прятать, они смогут найти.

— Ага! Значит в принципе ты согласен спрятать, если бы знал надёжное место.

Я молчу. «В принципе»… К чему этот пустой разговор? Если бы я знал такое место… Но ведь его нет!

— Давай бумажку, Имант!

— Что?

— Давай, говорю, её мне.

— Что ты с ней хочешь сделать?

— Ну и упрямый же ты, Имант, — говорит отец сердито, — Отдай мне бумагу и считай, что сжёг. Не отнесу ведь я её в охранку.

Беру со стола злополучную бумагу и неохотно передаю отцу. Что он задумал?

— Только, ради бога, папа, будь осторожен.

Он не удостаивает меня ответом и выходит.

— Я сейчас вернусь, Имант, — доносится до меня минутой спустя его голос.

— Куда ты собрался?

Бросаюсь в соседнюю комнату, но уже поздно. Щёлкает замок входной двери. Не поднимать же шум на лестнице.

Ну и народ эти старики! Ведь отец куда меньше меня понимает в этих делах. И всё-таки считает себя вправе давать мне советы. Больше того: сам даже пытается «действовать». Понёс, наверное, листок к кому-нибудь из своих товарищей, а за ним будут следить, ещё арестуют… Ах, зачем я его пустил! Надо немедленно догнать.

Но только я подбегаю к двери, в замочной скважине поворачивается ключ, и в комнату, прерывисто дыша, входит отец.

— Что за типы бродят по нашей улице? Морды толстые, глаза так и рыскают? Что-то таких тут не было раньше видно. Уж не шпики ли?

Бросаюсь к окну. Конечно, они. Причём расхаживают открыто, нагло, нисколько не таясь.

Значит, я не ошибся. Курмис меня провоцировал. Всё-таки он действовал довольно глупо. Вряд ли ему дадут очередную прибавку к жалованию. По крайней мере не за меня.

— Давай-ка сюда бумагу, отец. Надо её немедленно сжечь.

— Бумагу? А её уже нет.

— Как так нет? Куда же ты её дел?

— Она в надёжном месте.

Этого ещё не хватало! На улицу он её бросил, что ли? В волнении я повышаю голос:

— Дай-ка сюда бумагу!

— На кого ты кричишь, мальчишка!

Губы отца сжимаются в тонкую полоску. Ну, это плохой признак… Теперь от него не добьёшься ни слова.

Поворачиваюсь и ухожу к себе в комнату…

Постепенно я успокаиваюсь. В конце концов ничего особенного не случилось. Я'сно, что листок отец уничтожил или просто выбросил. Он ведь прекрасно понимает, чем это грозит мне, если его найдут здесь, дома. А что бы я сделал с листком? Сжёг! Разница не так уж велика.

Часы бьют десять. Теперь нужно ждать посещения незваных гостей. Хорошо, что мать уехала к родным в деревню. Она бы так волновалась.

Проклятый Курмис! Какой чудесный вечер испортил.

Одетый ложусь на постель… Отец увидит, опять будет ворчать… Ах, всё равно!

Как хочется спать… Ведь я вчера вернулся домой чуть свет… Но спать нельзя. Надо ждать посещения… посещения… посещения…

Незаметно для себя засыпаю.

* * *

Открываю глаза. Солнце, весёлое летнее солнце светит мне прямо в лицо.

На стуле, рядом с кроватью, сидит, отец. Он укоризненно качает головой.

— Видно, Имант, у тебя пять костюмов, что ты решил в одном из них поспать. Посмотри, как брюки измялись.

Что и говорить! Вид у брюк, действительно, плачевный. И чего ради я задумал спать в костюме?

Внезапно вспоминаю вчерашний вечер.

— Отец! Охранка была?

— Была… Но не у нас, а у твоего друга Курмиса. В два часа ночи приехали полицейские машины. Значит, Курмис всё-таки наш!

— И как? Забрали его?

В уголках глаз отца собираются весёлые морщинки:

— Ищи ветра в поле!.. До самого рассвета возились охранники, собак притащили, всё его искали. Вот только недавно уехали… Хмурые, злые… Обидно ведь! Стерегли-то как…

Вскакиваю с постели. Что я наделал! Ведь текст листовки не сохранил.

В передней негромкий стук. Отец идёт открывать дверь.

Силис? Ко мне? В такую рань? Или может быть… Вспоминаю слова Курмиса: «Такая договорённость с товарищами…»

— С добрым утром, Имант! — приветствует меня Силис. — Ты что, только встал?

И, не дождавшись ответа, продолжает:

— Слышал, что сегодня ночью здесь делалось? Глобуса чуть не схватили.

Как? Курмис — это Глобус? Городской техник? Ох, какую я совершил глупость. Зачем отдал листок отцу? Ведь яснее ясного было, что Курмис — свой.

— Скажи, он тебе ничего не передавал? — спрашивает Силис.

— Д-.да.

Чувствую себя очень неловко. Сейчас Силис попросит текст листовки. Что я ему скажу?

Он озабоченно смотрит на часы.

— Давай-ка сюда, Имант, что он тебе передал. Через полчаса я это должен передать в работу.

— Видишь ли… Я не мог знать… Хотя, с другой стороны, несомненно…

Окончательно запутываюсь и смолкаю. Силис с удивлением смотрит на меня.

В соседней комнате отец кого-то громко приветствует. Наверное, это почтальон. По утрам он всегда приходит в восьмом часу. Отец входит в комнату. В руках у него синий конверт.