В стране золотой - [70]

— Но вы же тоже помогли, и не плохо.

— А кто вам об этом рассказал?

— Вся история с передачей хлеба стала известна на другой день.

— Почему же тогда меня не посадили!

— Были голоса, которые предлагали строго наказать, даже отдать под суд.

— Почему же я об этом ничего не знал?

— Вот и хорошо.

— А я-то думал…

— Ну, это дело прошлое. К чему вы его вспомнили?

— Только к тому, что наши люди все больше понимают, что они сами хозяева, что вместе мы любую гору своротим, а как бы ни был хитер и опытен враг, один или несколько одиночек, нас им не повернуть!

— Это я еще на границе не раз замечал. Нарушитель либо петляет, либо рвется напропалую — дорогу покороче выбирает. А наша дорога всегда прямее получается. Ему враги вокруг, а нам каждый советский человек — помощник.

Показался Домик бакенщика. Обоза около него не было. Дверь домика была распахнута, хотя из трубы шел дымок.

— Наверное, ушел обоз провожать, как просили.

— Подержите минутку вожжи. Я побегу взгляну.

Через минуту Светов был на высоком берегу. Заглянул в дом. Посмотрел сверху на следы обоза и бегом сбежал к санкам.

— Обоз пошел прямо на полыньи, по правой стороне. А ну-ка поднажмем.

— Не понятно. Я предупреждал, — ответил Тарасов.

— А после вас не могли другое сказать?

— Что ты!? Это же бандитизм!

Гриша галопом погнал лошадей. Встревоженные окриками и еще не уставшие лошади, казалось, вот-вот разобьют или перевернут сани. Проносились один за другим повороты реки.

— Так они у нас долго не выдержат.

— Черт с ними, лишь бы успеть!

— Далеко еще?

— Первые полыньи уже рядом. Держитесь!

Предупреждение было выкрикнуто с опозданием. Санки стукнулись о корягу и развалились. Оба путника оказались на льду. Гриша, чудом удержавший в руках вожжи, прихрамывая, вылезал из обломков.

— Догнали!

— Распрягайте вторую. Здесь потом соберем!

Светов уже сидел верхом и кричал, подхлестывая лошадь:

— Если карабин цел, стреляйте в воздух, может, поймут! — и ускакал.

В морозной тишине зазвучали выстрелы. Теперь и Тарасов заразился тревогой молодого чекиста.

— Либо возчики меня не поняли, либо какой-нибудь гад нарочно послал обоз прямо на полыньи!

Забросив карабин на плечо, он поскакал вслед за Световым.

Сразу, за первым изгибом, открывался довольно большой участок, по которому река шла почти прямо. Первое, что бросилось в глаза, были полыньи — темные полосы и пятна, подходившие почти к самому санному следу. Когда он поравнялся с первым пятном, в нем бурлила открытая вода и в нижнем углу торчало оброненное кем-то кнутовище… Это все, что осталось от обоза!?

Нет! Впереди, у конца прямого участка, Гриша, что-то крича, догонял последние сани. Обоз был еще не вредим, если только передние не влетели в промоину. Правда, здесь они открыты, и потому не так страшны. Но могут быть и другие — чуть затянутее тонким ледком, запорошенные снегом. Стоит только ступить — обрушится! Лошади начнут биться. А сзади будут нажимать следующие сани. Собьется, сгрудится обоз, бросятся возчики на помощь гибнущим, перегрузят край полыньи, и тогда горя не оберешься!

Когда подскакал Тарасов, часть возов уже остановилась, но передние продолжали двигаться. Человек, сидящий верхом, видит дальше, чем развалившийся в санях, особенно если спрятал от ветра лицо, завернулся в ворот тулупа. Впереди было серое пятно! Та самая прикрытая полынья, о которой только что думал Тарасов. А около нее трое движущихся саней.

— Да стойте же! Сто-о-ой!

Поздно! С громким плеском, сразу обеими передними ногами свалилась в воду первая лошадь. Сани приподнялись, как бы оторвавшись от дороги.

— Руби постромки!

— Задних держи!

Сразу несколько человек бросилось к саням.

— Назад! Не все сразу!

Сани еще держались на краю полыньи, когда на них оказался Гриша Светов.

— Ловите! — он бросил подбежавшим людям завернутого во что-то ребенка. Перепуганный возчик все еще старался удержать на вожжах тонувшую лошадь.

— Второй там. Петюшка!

— Пе-е-тю-ю-шка-а-а мо-о-ой! — истошно закричала соскочившая с шедших сзади саней женщина.

Толчок, вызванный падением лошади, сгрудил к передку нагруженный на сани скарб. Тарасов тоже был у гибнущих саней, хватал и перебрасывал на лед, что попадалось в руки.

— Остальных отгоняйте от полыньи!

Пытаясь выбраться, лошадь еще раз рванулась всей силой. Заржала… Сани покачнулись и боком пошли под лед. В какую-то долю секунды, остававшуюся до полного исчезновения саней, Гриша выбросил в руки матери злосчастного Петюшку, поскользнулся и скрылся подо льдом вслед за санями. Еле удержался на самой кромке льда Тарасов. Ой был слишком далеко от Светова, чтобы помочь ему.

Сразу наступило тяжелое молчание. Возчики сдернули шапки.

— Кричал вам человек, раззявы! — вымолвил кто-то.

Но теперь это уже было не нужно…

— Вот он!

Все обернулись на крик. В нескольких метрах от обрушившейся полыньи открылась вторая. На ее краю показалась голова и рука Гриши. Он успел схватиться за кромку и с помощью подбежавших людей выбрался на лед. По-видимому, его пронесло подо льдом по быстрине. Тарасов, один из первых бросившийся на помощь, стоял рядом тоже насквозь мокрый. На них набросили тулупы.

— Ну и везучий ты, паря!