В стране золотой - [51]

Чем выше поднималась тропа, тем больше расширялся горизонт. Лента Иртыша, как язык, из огромной пасти сказочного зверя, выходила из ущелья и извивалась по расширяющейся долине, с обеих сторон которой лежали постепенно понижающиеся к западу и северу невысокие хребты. Если смотреть вниз по Иртышу, можно было разглядеть как километрах в тридцати река делала крутой поворот и скрывалась за горой. Из-под горы тянулась, тоже огибая ее, полоса дыма серо-желтого цвета. А на другом берегу еле виднелись в дымке тумана полосы Калбинских гор.

— Глубокое там. Видишь — завод дымит! Свинцовый. Пустили недавно, а то стоял.

— Красота-то какая, Петровна!

Иртыш вплотную подходил к подножию горы, по которой они поднимались. Здесь он переливался серебром под полуденными прямыми лучами солнца, а дебаркадер, баржи, гурты грузов и пароходик, идущий вниз по течению, и медленно ползущий через реку паром — «самолет» казались игрушечными.

Над пароходом взвилось облачко. Донесся гудок.

— Паром упреждает.

— А что они сделать могут? Мотора у них нет. У нас дома не такие паромы. Там по канату идет. Надо, так можно помочь и баграми и за канат подтянуть.

— Здесь нельзя на поперечном канате, что на малых реках ставят. Пароходу будет мешать. Канат у «самолета» к якорю крепят на дне, камнями якорь заваливают, и вся сила в рулях — веслах. Как поставить, так он и пойдет. Можно тише, можно быстрее, — разъяснила Петровна.

Перед самым перевалом, навстречу женщинам, вдоль склона между кустами шел охотник. Фигура этого человека показалась Нине знакомой, она насторожилась.

— Куда это вы, Петровна, направились, да еще, гляжу, с новой внучкой?

— Здравствуйте! Да вот старый сад хочу им показать. Может, и саженцев каких удастся выпросить.

— Ну, ну! Дело доброе. А с вами мы тоже вроде знакомы, товарищ Тарасова?

— И помню и не помню, — честно призналась Нина.

— Как же так? А кто вас с пристани домой провожал?

— Ну, конечно же, теперь помню! Но у вас тогда рука была на перевязи.

— Сколько ей можно болеть. Зажила. Как вам живется в нашем Усть-Каменном?

— Живет-то она ничего, ко мне в гости собирается, да только соседи у нее больно беспокойные попались. Расскажи, Нина. Ему все можно, без утайки. А я за внучкой присмотрю.

Присели на камни, прямо на перевале, покрытом редкими кустами. Казавшаяся уставшей маленькая Нина заметила с перевала коврики свежей травы, потащила к ним Петровну, и через несколько минут их веселый говор слышался где-то внизу. Нина собиралась с мыслями и искала свой дом в аккуратных кварталах раскинувшегося внизу городка. Отсюда он был виден весь — от старой деревеньки «согры» до пристани; а если привстать и повернуться к Иртышу, то и заречная «Аблакетка».

На этот раз рассказ оказался гораздо более связным. Она закончила его сообщением о том, что в последние дни, по ее наблюдениям, таких сборищ с подозрительными разговорами не происходит и «рыжий» не появляется.

— Боб, говорите? Интересно.

— Да. Несколько раз повторяли.

Собеседник поблагодарил Нину за внимательность, посоветовал ей уехать погостить до приезда мужа у Петровны. Оставил пару куропаток «на ужин? Петровна их так приготовит, что пальчики отгрызете вместе с косточками», попрощался и ушел вниз к городу.

Меньше чем через час Петровна и Нина с дочкой на руках подходили к избушке, расположенной в одном из самых удивительных уголков Алтая. Здесь, в узкой долинке, почти весь день освещенной солнцем и с трех сторон защищенной от ветров стенами гор, находился единственный в те времена довольно большой фруктовый сад. Правда, поздней осенью деревья уже не гнулись под тяжестью спелых плодов и были лишены большей части листьев, но легко можно было угадать, что это самые настоящие яблони, а чуть пониже домика большая рощица вишни.

— Вот, дочка, а говорят, на Алтае яблоки расти не способны.

— Здорово!

— Сказывают, эта красота из черенков да из зернышек выведена, либо на какие-то дички сибирские привита. Такие бы сады до по всему Алтаю! Куда бы веселее жилось людям.

— Некогда еще, Петровна, советской власти.

— Не то, Ниночка! Огрубели люди. В этом-то единственном саду и то заботы настоящей нет!

— Да, пожалуй, пора бы и за сады.

— Пора! Ох, как пора!

Им удалось купить у сторожа несколько саженцев и, что было особенно важно, пристроиться к какому-то возвращавшемуся в город извозчику, так как все трое устали.

Прежде чем садиться на «ходок», так на Алтае называют извозчичью линейку, Петровна отвела Нину в сторону.

— Ну, что решили? Дома ведь не поговоришь.

— Думаю, вот. Наверное, мне все же в городе оставаться придется. Не могу я так оставить.

— А начальник как сказал?

— Какой начальник?

— С каким разговаривала.

— Так он же в райкоме партии работает. Ничего не обещал. А может, и не поверил вовсе. То же, как вы, подумал, что пригрезилось.

— А… в райкоме…

— Решила. я окончательно. Останусь, может, еще что узнаю повернее, тогда сама в ОГПУ пойду.

— Ишь ты, она решила!.. Уж раз я старая проболталась, то хоть ты не дури. С самим начальником ГПУ ты и разговаривала.

— А он про райком мне тогда, как с пристани шли, сказал.

— Видно, так надо было. Ну, а теперь что велено?