В стране золотой - [17]

От костра разлилось приятное тепло; он прилег около огня, а через несколько минут заснул. Правда, время от времени надо было поворачиваться, но это происходило по привычке, автоматически, не прерывая чуткого сна.

Когда человек снова проснулся, первое, что он увидел, были пристально смотревшие на него глаза. Страх сковал все тело. Это было похоже на мгновенный паралич. Он не мог пошевелиться, вымолвить слово. Но уже в следующую секунду пришел в себя и радостно вскрикнул:

— Жук!

Пес вскочил, завилял хвостом и тотчас же распластался на снегу.

— Откуда ты?

Собака не откликнулась на вопрос. Она была приучена не лаять. За самовольную подачу голоса ее наказывали. Но, собственно, ответ и не был нужен. Обнаружив исчезновение хозяина, преданный пес сорвался с привязи, хотя для этого пришлось перегрызть веревку, конец которой болтался и сейчас у него на шее.

— Ну, молодец! Вдвоем-то будет веселее.

Не услышав гнева или осуждения в голосе, Жук преобразился. Вскочил и, как шустрый щенок, гоняющийся за собственным хвостом, прыжками обежал ночевку, потом вдруг замер, готовый к исполнению приказаний…

Завтрак был несложным и коротким. Путник встал, проверил, хорошо ли ликвидированы следы только что проведенной ночевки. Набросил на плечо лямку санок, затем старенькую двустволку; взял в руку длинный в два пальца толщиной посох — пешню с острым наконечником и багром на другом конце. Двинулся в путь.

Без тропы, напрямик, шли двое: высокий, худощавый, чуть сутулившийся немолодой человек и большой, в меру лохматый, седовато-желтый поджарый пес.

Они старались обходить и проталины и сугробы. Трудные и опасные места: встанешь в середину снежного холма — провалишься; пойдешь по проталине — ноги разъедутся в грязи; застрянут санки, а то попадешь между кочками — и по колено в воде.

Человек явно торопился. На санках были привязаны лопата, горняцкая кайлушка и большой ковш для промывки проб на золото. В те времена в тайге нередко можно было встретить таких одиночек — «вольностарателей» — людей, что на свой страх и риск вели поиски и добычу золота, а потом сдавали его на ближайший пункт «золотоскупки» в обмен на продукты, одежду, инструмент. Очень часто старатель не доходил до поселений, в которых были магазины золотоскупки, и попадал в лапы предприимчивого обдиралы-спекулянта, оставлял у него нечеловеческим трудом добытое золото, а затем снова уходил в тайгу.

Больше всего вольностарателей было в районах восточнее Читы, особенно в бассейнах рек Лены и Алдана. До сегодняшних дней на одном из трактов Алданского района сохранилась избушка с игривым названием «Дунькин пуп». Старожилы рассказывают, что это зимовье было самым дальним от жилых мест и первым пунктом, куда попадал старатель, уставший от безлюдья. Здесь он мог получить авансом сколько угодно спирта, некоторое количество продуктов и другого старательного «припаса». Платилось за все по баснословным ценам, конечно, только золотом. Плохо приходилось тому, кто посмел бы нарушить условия или не отдал бы в срок полученного кредита.

Нечто в этом духе существовало и на Алтае. Стремясь избавиться от обдирал-кредиторов, старатели все больше начинали собираться в артели, получать государственный, а не «дунькин» кредит под договора на разработку определенных золотоносных участков. Но индивидуалисты все же еще не перевелись. И одинокая фигура нашего путника едва ли могла вызвать какие-либо сомнения у любого встреченного им человека.

Каждый такой старатель бережно охранял свои секреты, найденные им «добрые» места. Ведь бывало и так: долгое лето до осени не находилось ни одного стоящего места, а в последние дни, когда нет ни сил, ни продуктов, ни времени, — «подфартит». Приходится замаскировывать находку и уходить в расчете вернуться сюда с первыми признаками весны. Чем богаче казалась находка, тем больше предпринималось предосторожностей. Особенно, если по каким-либо причинам мог быть пропущен сезон.

Этим, наверное, и объяснялось поведение одинокого худощавого человека, опасливо продвигавшегося со своей собакой по тайге. Он шел в обход поселков и приисков, сторонился людных дорог, даже тропок или свежего человеческого следа. Тщательно маскировал места привалов и ночевок. Поблизости от жилья не разводил костров, старался не стрелять.

Пес сам обеспечивал себя пропитанием. Но это не мешало ему, кроме того, ждать подачки от хозяина, вероятно, расценивая ее как плату за отличную службу. Действительно, теперь хозяин мог совершенно спокойно спать, зная, что лайка в случае нужды вовремя предупредит его, лизнув языком, стащив лапой или зубами покрывало с головы, не издав при этом не единого лишнего звука; молча, прыжком бросится на незваного гостя и будет держать его мертвой хваткой, пока не получит приказания отпустить.

С каждым днем человеку приходилось все труднее. Стрелять дичь или зверя он боялся, чтобы не поднять шума; ставить капканы было некогда — жди, когда еще в них попадет добыча!

Насколько торопился путник, можно было судить и по тому, что, обнаружив в чужом капкане зайца, он не раз вытаскивал его и часто забывал снова зарядить капкан. Хотя это обязательно по правилам обычной таежной вежливости. Так же, как обязательно заготовить дрова, нащепать растопку и положить спички на притолку печи перед уходом из охотничьей избушки, в которой ты ночевал. Таков неписаный гуманный закон леса. И любое наказание за его нарушение считалось справедливым.