В стране золотой - [16]
Положение раненого было тяжелым. Временами он приходил в себя, спрашивал. Нину, Коровина или Бурова, строго приказывал убрать папку, с документами и опять терял сознание.
Теперь нельзя было начинать полевые работы, пока не пришлют другого инженера. Отряд мог бы вести Коровин. Но он категорически отказался ехать куда бы то ни было, пока не станет лучше Тарасову; выпросил себе несколько дней «в счет отпуска» и сутками просиживал около койки друга либо в прихожей больницы.
Студента Володю послали навстречу Нине Тарасовой в Усть-Каменогорск.
А весна все приближалась. Вот-вот должны были начать вскрываться реки. До крайнего срока выезда в поле оставалось не больше месяца.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Трудно придумать что-либо более противное, чем неожиданное ощущение сырости во время сна.
Человек просыпается сразу. В последние секунды сна капли воды, подобравшейся к телу, вызвали кошмарные видения: гнался какой-то фантастический зверь… Бесконечные препятствия, и вот, запутавшись в корнях бурелома, он падает. Страшная лапа опускается на обессилевшее тело… Или холодная ядовитая змея пробирается все ближе и выбирает место, где ей удобнее вонзить жало.
Есть люди, у которых холодная примочка ощущается как ожог, а капля стекающей воды как поток крови из раны, остановить который уже нельзя.
В общем, так или иначе, но человек вскочит, сбросит с себя покров согревшейся одежды, а иной раз нечаянно разломает тщательно приготовленный с вечера шалаш и окажется один на один с пронизывающим холодом ночи.
Хорошо еще, если есть дежурный, подбрасывающий д^о-ва в костер. Тогда, освободившись от сонного кошмара, человек постепенно согреется, поправит свою импровизированную лежанку и снова заснет.
А если один?!
…Под вечер путник долго не мог выбрать удобное место для ночевки. Наконец нашел густой ельник, росший на склоне долины. Снега здесь было немного. А почти рядом стояли и лежали черные стволы горелого леса. Такой сухостой дает мало дыма и легко разгорается даже под проливным дождем, когда разжечь костер не так просто.
Выбрав прогалинку между плотными ветвистыми елочками, он наклонил их друг к другу, скрепил вершинками. Получилось нечто вроде шалаша. Ловкими ударами топора дополнил «основу» еще несколькими елками. Плотная стена заслонила прогалинку от долины. На этот раз, пожалуй; можно было разжечь костер. Лучше это сделать, пока ещё светло — огонь не так заметен со стороны, а ему не хотелось попадаться на глаза кому-бы то ни было.
Опытный таежник для такого костра принесет пару длинных слег и замшелые сухие ветки, сохранившиеся где-нибудь под буреломом. Сложит поленья крест-накрест, а под пересечение подложит растопку их сухих веток. Если идет дождь или мокрый снег, над растопкой устроит нечто вроде крыши; острым топором или ножом нарежет от самого сухого полена тонкие, завивающиеся, почти просвечивающиеся стружки; а потом ловко, одной спичкой зажжет их — и костер будет гореть!
Именно так и делал одинокий путник. Впервые за несколько дней решил согреть воды. Мыть котелок было лень. Чай получился с привкусом сала, но это не уменьшило удовольствия.
После ужина разбросал головешки по снегу, чтобы не бросались в глаза и не загорелись снова, а прямо на костровище положил пук веток. Если костер успел погореть часа два, то на такой постели можно считать себя обеспеченным теплом до самого утра.
Пододвинув поближе самодельные санки со скарбом — две укороченные лыжи, сбитые между собой тоненькими планками, — бросил на груду веток старенькую горняцкую брезентовую куртку, укрылся с головой и моментально заснул…
Старые, но еще чуть светящиеся большие карманные часы «Павел Буре» показывали четыре, когда он проснулся. Оглянулся вокруг. Луна плотно закрыта серым месивом туч. Идти нельзя. Темно.
Невольно подумалось: хорошо при луне зимой! Любая неровность, бугорок на снегу, след или выбоина, слабо заметные днем, под косыми лучами становятся как бы выпуклыми. А это ограждает от многих неприятностей.
Но луны нет. Темнота начинается у самых глаз. Нельзя увидеть даже то, что находится на расстоянии вытянутой руки.
— Что ж, подождем. Когда рассветет, тогда и двинем дальше, — сказал про себя путник.
Ощупью достал из мешка кусок подкопченного мяса, откусил, пососал, как конфету. Глаза, беспомощные в темноте, снова начинали смыкаться. Наступила дремота. Голова, падая на грудь, вызывала нудную боль шеи. Пробовал положить голову на руки, упертые в колени. Но уснуть не смог. Только нарастала злобная зависть к тем, кто сейчас пригрелся на мягкой постели, и тем, кто просто под крышей, пусть на голом полу или на дощатых нарах, но может вытянуться и, положив шапку с завернутым в нее кулаком под голову, спать, спать, забывая о холоде.
Теперь он явственно ощутил мокрое пятно где-то чуть выше колена правой ноги. Конечно, именно оно и разбудило.
— Собачье счастье! — выругался путник. — И почему именно правой, она и так больная!
По мере наступления рассвета туман становился плотнее. Казалось, что его можно взять в руки и отбросить, как полог, каким в жаркое лето на ночь закрываются от комаров и мошкары. Путник не выдержал. Вытащил нож, наколол щепу из случайно уцелевшего с вечера сухого полена. Отблески света от загоревшейся щепы отодвинули мглу. Теперь можно было набрать еще несколько головешек и сухих веток.
