В стране золотой - [14]

Вечером перед отъездом Тарасов собрал все материалы и пошел к Бурову. Они долго говорили о работе. Буров рассказал о людях, которых рекомендовал найти в Усть-Каменогорске и Зыряновске, потом о своих планах. Обоим не хотелось расставаться. Тарасову было, особенно трудно. Он уходил на все лето в один из самых отдаленных отрядов начальником и единственным коммунистом.

Перешли к личным делам. В Усть-Каменогорск должна была приехать жена Тарасова — Нина Дмитриевна, задержавшаяся где-то в пути. Она могла опоздать к выезду отряда в поле и тогда с малышом на руках окажется совсем одна в чужом городе. Решили, что Тарасов оставит ей письмо, порекомендует пробираться на Риддер, а здесь уже ей окажут всяческую помощь.

— Она у меня смелая, — говорил Тарасов. — Только из-за малыша и отстала. А теперь вот, как получится… Кто знает, когда встретимся.

— Счастливый ты, Михаил, — задумчиво сказал Буров. — А вот у других жены, так те по ошибке за нашего брата-геолога выходят… Знаю я одну такую. Все было хорошо. Но уехал супруг в тайгу. Ну, конечно, телеграммы, письма. И ответы получал, так чтобы ниточка не обрывалась, а потом, как свалился там да начал к себе звать, просто отказалась ехать и все. А он хоть выкарабкался из тайги и из болезни, только верить в людей стал с оглядкой. Да, сложная у нас брат, профессия…

— А до чего же обидно, когда о нас начинают разные сказки писать, — улыбнулся Тарасов. — И такая-то красота вокруг, и воздух тебе, и водопады, и сказочные ущелья, и клады земные, и охота, и ягоды, и дым костра…точно только в этом дело. В общем бросай все и беги в геологи.

— Да-а-а… Навьючить на такого писаку пуда четыре груза, надеть дырявую сетку, что от комаров, дать стоптанные сапоги без подметок да отправить в маршрут… Эдак, хотя бы на полмесяца! Чтобы и солнышко и дождик, и переночевать разика два-три в болоте, а потом снежком сверху, по мокрой телогрейке, при этом заставить пробы мыть, образцы брать и все наблюдения записывать.

— Пожалуй, после такой «экскурсии» он написал бы правду; знали бы тогда люди, что почем достается.

— Может случится наоборот. Помню я одного геолога. Да и ты его, наверное, знаешь — Евгений ТрифоновичШалов. Однажды мы с ним были на Крайнем Севере. Там на старых картах значился «город Верхне-Колымск». Оказалось, что он рядом с новым поселком, под совсем другим названием. Ну, решили сходить посмотреть на старину. Потратили полдня. Кое-как добрались до группы полуразваленных глинобитных юрт. Их там даже не хатами, а хатонами называют. В них и люди и скотина вместе зимуют. Между юртами такая же полуразваленная старая церквушка. Это и числилось «городом». Вечереть начало. Спасибо какой-то местный житель нас на лодчонке до нового поселка вывез. Измучились, комары заели. Голодные пришли, как звери, а есть нечего. Так Шалов с меня слово взял, чтобы я никому правду не говорил. Авось, еще кто-нибудь на такую «экскурсию» попадется. А ты говоришь, корреспонденты…

Помолчали. Потом Буров добавил:

— Да если всякую нашу скуку описывать будут, никто печатать не станет. Не поверят.

— А ведь они по-своему правы. Главное не в скуке. Неужели ты не любишь нашего дела?

— Люблю!

— После тяжелого труда еще слаще победа… А кто еще, кроме изыскателей, так близко бывает с природой. Немногие, а?

— И это так.

— И пусть любые комары, — воодушевился Тарасов, — камни, болото, идешь и думаешь: вот сегодня я здесь один. А если найду!? Зазвенит тайга, тысячи за мной придут и будет где-нибудь на карте не только Зыряновск, а Тарасовск, Буровск…

— Вот уж не знал, что у тебя столько тщеславия!

— Нет, Павел! Просто это было бы правильно. Я не о себе беспокоюсь. Я ничего такого еще не открыл. Но ведь есть же люди — находят.

Разговор затянулся далеко за полночь, только тогда вспомнили, что их ждут к ужину Коровины.

— Эх, мы! Пойдем, Павел.

— Поздно уже. Неудобно. Извинись там за меня.

Тарасов, наконец, попрощался, рванул дверь и шагнул в темноту, в промозглую предвесеннюю ночь. Под ногами зачавкала подмороженная смесь талого снега и грязи. В первую минуту он даже потерял равновесие и с размаху влез обеими руками, чуть не по локти, в холодную массу. Хорошо, что папка с планами и материалами была под мышкой. Через два-три десятка метров от домика Бурова, сразу за углом, пропал огонек его окна. Стало еще темнее. Невольно выругался за свою непредусмотрительность. Отличный, немного тяжелый электрический фонарь на щелочных аккумуляторах — в те годы батареек для карманных фонарей не выпускали — был оставлен дома. Тарасов рассчитывал вернуться засветло. Вот теперь и хлюпай! К тому же фонарь— не плохое орудие защиты. Направь его луч прямо в лицо, встречному, тот невольно отшатнется, и разговор пойдет куда спокойнее.

«И вообще. Чего его потянуло тащиться. Оставлял же Павел ночевать. Только разве Коровин будет нервничать, еще искать пойдет. Ужин готовили. А какой сейчас ужин, в два часа ночи, — думал Тарасов. Потом эти мысли сменились злостью на себя: — Нюни распустил. Первый раз что ли по грязи шлепать. Павлу тоже спать надо, да и мне на своей лежанке спокойнее».