В стране у Карибского моря - [82]

Я лежал без сна и впитывал в себя впечатления из окружающего мира. Мне приходили на память картины, описанные путешественниками по Ориноко и Магдалене. Стоило только заменить названия, и все остальное можно было оставить на месте: широкие болотистые пространства с веерными пальмами, безлюдные саванны с высокими травами и кустарниками, лагуны, заросшие водной растительностью, по которым плывут пироги, хижины из пальмовых стволов или раздвоенных и расплющенных в плоские планки стеблей бамбука. Горят костры под открытым небом, в огонь со всех сторон медленно подсовывают поленья, над ним висит пузатый железный котел. Неровно светят сосновые лучины, снуют вокруг голодные собаки — к слову сказать, из-за них мне всегда приходилось высоко подвешивать на ночь ботинки, ибо для них и кожа была желанной едой. Женщины со спутанными волосами курят трубки, почти голые мужчины ловко взбираются по балкам на подвесной потолок, где они спят, дети лежат у груди матерей. Стрекочут цикады, кричат ночные птицы, монотонно стучит дождь по лиственной кровле, слышатся отдаленные раскаты грома. Я был счастлив, что и мне довелось пожить в этой неповторимой обстановке.

Неделю спустя я все же попал в Ауку. По пути я побывал во всех селениях, расположенных на южном берегу лагуны. Самое крупное из них — Лака — меня особенно заинтересовало. Оно принадлежит, как утверждают, к древнейшим поселениям мискито на гондурасской территории и состоит из десяти групп домов. Некоторые из этих групп, более крупные, уже начинают превращаться в самостоятельные деревни. Все они размещены на нескольких невысоких изолированных высотках у северной окраины огромной, гладкой, как стол, болотистой равнины, которые напоминают вурты — искусственно насыпанные земляные холмы в области Фрисландских маршей. Я затратил целых десять часов на пересечение этого болота, по всей видимости представляющего собой не что иное, как еще не окрепшую поверхность заполненной наносами лагуны.

В Лаке росли могучие хлебные деревья, апельсины, миндаль и сапоте, папайя[29] и бананы, а также пальмы супа и охонг, распространение которых ограничено этой болотистой местностью. Оранжевые плоды супы величиной со сливу, имеющие форму усеченного конуса, внесли отрадное разнообразие в мой рацион. В вареном виде их мучнистая мякоть, окружающая черное несъедобное ядро, несколько напоминает по вкусу благородный каштан. Мискито употребляют ее вместе с соком сахарного тростника и красным перцем для приготовления спиртного напитка чича.

Пальма охонг очень напоминает африканскую масличную пальму. Она растет здесь в диком виде на болотистых берегах лагун, но ее также и высаживают. Волокнистую мякоть ее плодов толкут в больших деревянных ступах и затем вываривают. Крепкие, как камень, косточки промывают в отслуживших свою службу пирогах, затем скорлупу дробят камнями и ядра тоже вываривают. Они дают хороший пищевой жир, а вываренные ядра, кроме того, служат превосходным кормом для свиней. Что же касается коричневого масла, полученного из мякоти, то оно служит излюбленным косметическим средством, применяемым для крашения и смазки волос. Во всей Москитии оно пользуется большим спросом. Вынесенные на берег бутылки и пузырьки, брошенные в иллюминатор безвестными моряками, находят в этой связи хорошее применение, и их сбором с увлечением занимаются и стар и млад.

Выброшенные морем железные бочки находят применение тут же на берегу: женщины кипятят в них морскую воду, выпаривая из нее соль, необходимую им на кухне. В некоторых деревнях железные бочки используются как модернизованные сигнальные барабаны, а то и в качестве церковных колоколов. В деревне Ваувина, расположенной далеко вверх по Патуке, церковный звон звучал особенно мелодично. Присмотревшись, я установил, что колоколом здесь служил притащенный с морского берега стальной баллон из-под углекислоты.

В Лаке я увидел еще много интересного. Это единственное в Москитии место, где кое-кто из женщин занимается прядением и ткачеством, перерабатывая хлопок, выращенный в своем же хозяйстве. А здешние мужчины владели навыками обработки кожи. Шкуры коров и убитых диких животных они обрабатывают дубильными веществами, полученными из коры мангровых деревьев. Из выделанной таким образом кожи они шьют при помощи кожаной тесьмы вполне удобоносимую обувь. Обычные предметы обихода в хозяйстве мискито: гамаки, корзины, стропы для ношения грузов, веревки, различные сумки — все это, разумеется, и здесь в любом количестве изготовляется собственными силами, частично из лиан, частично из прочного лыка одного из небольших деревьев семейства мальвовых. Это дерево растет только в болотистых лесах у лагун, а дальше в глубь суши для этой цели применяется промытое лыко дерева туну. Я видел здесь и многие другие изделия быстро исчезающего самобытного ремесла. Мне понравились, например, маленькие рожки для пороха, изготовляемые из узкой части коровьего рога и закрывающиеся пробкой, украшенной грубой резьбой. Еще не вышли из употребления большие стоячие барабаны, обтянутые только с одной стороны, в которые бьют рукой, и барабаны поменьше, в которые бьют двумя короткими палочками. Зажигалки, как и в других местах Москитии, обычно состоят из двух кремней, а иногда из одного, который ударяют о покупной напильник или иной кусок стали, а фитилем служит любой обтрепанный кусок хлопчатки. Агрегат в целом называется тиль.