В стране у Карибского моря - [63]

Уже осталась позади Охо-де-Агуа, но когда мы поднимались по ущелью одного из ее притоков, непогода настигла нас. Это был не дождь — целые стены воды обрушились с неба. Мы укрылись кто как мог — Порфирио прижался к скале, Алехандро быстро наломал листьев дикого банана и спрятался под ними, я забрался под старую непромокаемую скатерть с цветочками, которую подарила мне донья Гильерима в качестве защитной обертки для моего багажа, а дон Оскпр оказался среди нас самым изысканным джентльменом — он закутался в свой нейлоновый плащ. Надо полагать, мы представляли собой занятную картину — промокший мужской квартет в диком тропическом лесу, — но некому было любоваться ею. Мы воспользовались вынужденным привалом, чтобы съесть взятые с собой маниоковые лепешки, запивая их дождевой водой, которая собиралась в складках учительского плаща. Как только ливень затихал, мы спешно продолжали наш путь по мрачному, темному лесу.

Наконец, после нескольких часов изнурительного марша, мы услышали своеобразный крик птицы, которая обитает только в окотале: ку-ку-у-ук! Значит, уже близко сосновый лес, а за ним и саванна. Еще один подъем в гору — и мы снова видим впереди под нами широкую равнину Эль-Карбона. Дождь стихал. Над межгорной равниной, подернутой туманной дымкой, разливался тусклый свет начинающихся сумерек. Из-за хребта ползли низкие густые серые гряды облаков, волоча за собой длинные лохмотья. В горах раздавались раскаты грома. Меж холмов у деревни бродили и клубились туманы. Эта картина дышала поистине сатанинской жутью. Не успели мы достигнуть спасительного крова первых домов, как снова разверзлись хляби небесные. Вода стекала со всех кустов и травы, мы шли по щиколотку в сплошной луже. Когда погас последний отблеск дневного света и лишь беснующиеся вокруг молнии освещали нам дорогу, мы вступили наконец в селение. Сквозь щели хижин заманчиво пробивался мерцающий свет сосновых лучин.

Вскоре, переодевшись в сухое платье и немного отдохнув, мы вознаграждали себя за перенесенные тяготы горячим крепким кофе, который приготовил для нас дон Оскар. У нас были все основания гордиться своим спортивным достижением и результатами похода. Конечно, я не располагал ни знаниями, ни средствами для основательных раскопок, пусть ими займутся ученые археологи или правительство. Однако местоположение было точно определено, и на археологической карте Центральной Америки появилось новое городище.

Молодой учитель призадумался.

— Я убежден, — сказал он, — что наши дальние предки имели высокую культуру, как вы думаете?

Я полностью с ним согласился.

— Во всяком случае, — продолжал он, — сегодня во всем Гондурасе не найдется никого, кто мог бы изваять такую фигурку. — Он задумчиво вертел в руке найденную им зеленую статуэтку. — И я не знаю никого, кому пришло бы в голову возводить такие стены или выбивать на камне узоры и лица…

ЧЕРЕЗ ГОРЫ НАДЕЖДЫ

Еще один дождливый день задержал меня в ЭльКарбоне. А затем настало время расстаться с полюбившимися мне пайя.

— Погодите минуточку! — сказал дон Сиприано, когда я стал с ним прощаться. Он зашел в свой дом и вынес мне большую тыквенную чашу мьеля. Прошедший пасмурный день, как я заметил, все жители деревни, мужчины и женщины, скоротали за выпивкой. Однако при этом они не шумели и не скандалили, а лишь находились в необычайно приятном расположении духа. Теперь они молча стояли в дверях, наблюдая, как мы с доном Алехандро, его десятилетним сыном и двумя вьючными лошадками выступали в поход. Мальчик, по здешним понятиям, считался достаточно взрослым, чтобы доверить ему надзор за одной из лошадей. Пайя ничего не говорили, но их лица выражали дружелюбие, глаза смотрели открыто и приязненно. Я улыбался им — здесь мне нетрудно было следовать совету дона Рональдо.

Когда мы уже углубились в саванну, все еще мокрую от дождя, нас догнал Сиприано.

— Я должен показать вам свою мильпу, — сказал он и добавил с нескрываемой гордостью: — А еще у меня есть небольшой кафеталь (кофейная плантация).

Взбираясь по некрутому склону, мы приближались к лесу. Это был девственный лиственный лес, в котором росли толстые махагониевые деревья[26] и кортес, ликвидамбар и кедры. Начали примешиваться уже и многие теплолюбивые пальмы. Камино Реаль здесь расступилась почти до шестиметровой ширины. Однако нахоженная тропа оставалась такой же узкой, как и повсюду, — только-только пройти мулу. Как и местные жители, мулы ходят гораздо «уже», чем мы, европейцы. Они ставят ноги на одной линии одна впереди другой, почти не расставляя их в стороны. Таким образом вытаптывается желоб, слишком узкий для нашей походки и к тому же углубленный дождевой водой. Это очень затрудняет ходьбу, приходится все время смотреть на дорогу. Широкая просека по обе стороны этой узкой тропинки заросла молодыми побегами деревьев, высокими травами и кустарниками, пронизана сплетающимися корнями и завалена валежником. Не было недостатка и во всевозможных ползучих растениях, действовавших как силки и капканы, а также в каменных осыпях. В итоге мы продвигались здесь не быстрей, чем по другим дорогам.