В стране у Карибского моря - [40]
— А что же правительство, неужели не вмешивается?
— Оно и понятия не имеет, что там происходит. Потому-то нас и призвали сюда. Получить здесь концессию было нетрудно. Вы же знаете, как это тут делается, — он сделал движение ладонью. — Чиновники, по всей вероятности, никогда и не видели концессионных участков, о которых шла речь, поездка туда была бы для них слишком утомительной. Возможно, они не знали даже, где эти участки вообще находятся: точными картами здесь еще не располагают.
— Идеальные условия для хищничества!
— Поездите по стране — увидите, что еще уцелело, — продолжал он. — Кстати, до Москитии, куда вы направляетесь, даже я еще не мог добраться. Это не так просто при отсутствии дорог, вы это испытаете на себе. Мне лишь удалось однажды пролететь над ней. Но было достаточно и того, что я увидел с самолета — глаза бы не смотрели!
— Но вы же сказали, там нет дорог, как же с вывозом?
— Очень просто, бревна сбрасывали в реку, а около устья снова вылавливали. А там, где и это было невозможно, вывозили лес на самолетах. Во время войны все себя оправдывало, даже воздушные перевозки сосновой древесины. Конечно, теперь такой способ нерентабелен, разве что для красного дерева. Лесозаводы были заброшены, и все дело. Вы еще встретите там их развалины. Не беспокойтесь, они успели окупить себя. Да, в карты растительности наших атласов придется теперь внести существенные поправки. Многое, что раньше было закрашено зеленым цветом леса, теперь надо перекрашивать в желтый: степь или в лучшем случае саванна, не больше.
По примеру других стран я достаточно хорошо знал, что в таких случаях население очень быстро продвигается по следам порубок и приступает к экстенсивному выпасу скота. Высохшую траву ежегодно сжигают, чтобы дать пробиться молодой. При этом каждый побег молодых деревьев неизбежно погибает. А здешние земледельцы, кроме того, широко применяют пожоги и с каждым годом продвигаются все дальше вслед за отступающим лесом. Требуется немало времени, чтобы в таких местах возобновились промышленные древостои.
— Немало леса гибнет, наверное, и от подсечно-огневого земледелия? — спросил я.
— Это уж само собой, — подтвердил мой собеседник. — Но это особый вопрос, тут нужна разъяснительная работа, охрана, хороший пример. Это стародавняя традиция, изживать ее нужно постепенно и осторожно, Но систематическое расхищение лесных богатств в огромных масштабах — это уже совершенное безобразие, на котором наживается горстка безответственных хищников.
— И как же вы боретесь с этим безобразием?
— Прежде всего необходимо выяснить, сколько леса вообще осталось. Правительство этого не знает. Инспекционные поездки по стране связаны с немалыми лишениями — а подвергать себя лишениям не в характере настоящего гондурасца. Помогайте нам, доктор, обращайте внимание на леса, когда будете бродить по стране!
— Охотно сделаю все, что в моих силах.
— Когда выяснится объем и размещение лесных богатств, потребуется проведение законов об охране леса и условиях его разработки, чтобы имелась какая-то правовая основа.
— Как, здесь нет даже лесного законодательства?
— Смешно сказать, — поморщился он, — какие тут бывают чудеса. Изучая материалы, я выяснил, что еще в конце прошлого века были изданы некоторые законы. Но их положили в архив и забыли! Никто ничего о них не знал. Теперь они во многом устарели и неприменимы. Надо опять начинать сначала.
— Что ж, поздравляю. Большого энтузиазма вы своими законами не вызовете и благодарности не дождетесь, — сказал я.
— В этом я и не сомневаюсь, — вздохнул он. — Тем более, что господа из правительства не очень охотно откажутся от выгод, которые они извлекают, раздавая концессии. Но мы выполним свой долг. Он состоит в том, чтобы показать, какими были бы неизбежные последствия бессистемной вырубки. Сведение лесов влечет за собой смыв почвы. А в такой стране, как Гондурас, где восемьдесят процентов населения живет и будет вынуждено жить в дальнейшем сельским хозяйством, это означает полную катастрофу, это всякому должно быть ясно.
— А есть какие-нибудь точные данные о размере почвенного смыва в обезлесенных тропических районах?
— Таких данных пока еще мало. Но те немногие цифры, которыми мы располагаем, достаточно красноречивы. На центральноамериканских кофейных плантациях, на крутых склонах, почва хотя и удерживается корнями кофейного кустарника и притеняющих деревьев, все же замеряны ежегодные потери до 74 тонн на гектар.
— Позвольте, но ведь на квадратный километр это даст уже стократную величину! А для целой страны? Астрономические цифры!
