В случае счастья - [10]
– Вы уверены? Мадам будет приятно.
Истинная цель всех этих торговцев – посеять в паре раздрай. Вместо того чтобы твердо дать ему от ворот поворот, Жан-Жак повернулся к Клер:
– А, да? Тебе будет приятно?
Ну вот, теперь решать должна она. Иными словами, напрашиваться на знаки внимания; что может быть противнее? Она уныло ответила “нет” и вмиг спровадила торговца; а то супруг барахтался бы в пакистанских щупальцах до второго пришествия. Но через минуту, решив поиздеваться над мужем, решительно злоупотребить его жалкой нерешительностью, сказала:
– Хотя… Вообще-то, наверно, мне будет приятно.
Наконец-то Жан-Жак получил точные инструкции. Он тут же вскочил и скупил у торговца все цветы. Глядя, как он идет обратно со своим смешным букетом и торжественной физиономией, Клер, к своему удивлению, растрогалась. Она встала и поцеловала мужа. Все непросто, и просто уже не будет.
Официант-итальянец (судя по виду, уроженец Шалона-на-Марне) принес кофе и пролопотал на весьма приблизительном французском, что шоколадки от заведения – швейцарские.
С Соней Жан-Жак узнал почти безумное счастье. Их отношения развивались, они научились лучше понимать друг друга. Она любила его, вне всякого сомнения. Причем любовью, которая явно стремилась к законным узам. Он вдруг осознал это по поведению Сони. Пару дней назад он попросил ее помочь. Она пришла почти сразу, но на сей раз, открыв дверь, не осталась на пороге, в эротической неопределенности, а вошла в кабинет. Жан-Жак внезапно побледнел.
– Что с тобой? – забеспокоилась Соня.
В его понимании, войдя в кабинет, она дала знак: “Не пора ли тебе уйти от жены?” И его охватило нервное предчувствие, он уже воображал, что больше не увидит дочь. Очнувшись, он поскорей вывалил все, что имел сказать Соне, а оставшись один, заплакал. Заплакал по-настоящему, крупными, безудержными слезами. Он уже не помнил, когда плакал последний раз. Когда погибли родители, наверно. Нет, из-за родителей он не плакал, теперь он вспомнил. Слишком внезапный и сильный был удар. Но тут драма нарастала постепенно, оставляя место, много места для слез. Он запутался, и ему все труднее будет скрывать свое смятение.
В воскресный полдень, пока жарился барашек, Жан-Жак остался за столом вдвоем с тестем. Разговор казался нескончаемым; каждая крупица светской беседы медленно ввинчивалась в уши. Он смотрел на дочь, она играла в саду, медленно бегала с воображаемым змеем. С тех пор как Клер удалилась на кухню с матерью, прошла целая вечность. Рене на неделе поссорилась с мужем и теперь кричала:
– Я так больше не могу! Мало ли что из наших имен выходит целый гениальный режиссер, мне надоело это кино!
Клер слушала; ее мутило от постоянных ссор. Конечно, родители были не первой и не последней пожилой парой, живущей в обоюдном раздражении. Далеко не последней. У тех, кто продержался вместе до старости, безусловно, фантастическая сопротивляемость.
– Ты же знаешь, какой у тебя отец! – не унималась Рене.
Но Клер находилась на том жизненном этапе, когда слишком многое поставлено под вопрос; и она решила, что нет, она не знает, какой у нее отец. Никто ни о ком ничего не знает. Никогда. Ей вдруг стала ненавистна эта фраза, суживающая нас. Вечно нам навязывают чужие образы, вечно мы живем под диктатом чужих представлений. Нет, она не знала, какой у нее отец. Она ничего не знала.
– Нет, не знаю.
– Как не знаешь, знаешь!
– Нет, я не знаю, какой папа!
– Да ладно тебе, конечно знаешь!
Этот спор мог длиться часами. Рене удивленно уставилась на дочь (помидоры были готовы). И Клер поняла, что ничего под вопрос поставить нельзя.
Наконец разрезали седло барашка. Наконец доглодали это нескончаемое воскресенье. Жан-Жак жевал с трудом. Он вглядывался в тестя и тещу, стараясь получше запомнить их на случай, если они больше не увидятся. От этой мысли ему стало грустно, но он тут же опомнился: если они с Клер разойдутся, ему, слава богу, больше не придется гробить каждое воскресенье. На миг в голове мелькнул вопрос, а существует ли вообще воскресная жизнь вдали от семьи. Когда тесть по обыкновению предложил ему сливовицы, он ответил:
– Нет, спасибо, сегодня мне не хочется, я лучше пойду отдохну…
Повисло молчание.
Для Алена это было худшее оскорбление. Живи они в иные времена, он бы мог за такие слова вызвать на дуэль. Никто не имел права отказываться от его сливовицы.
– Жан-Жак слишком много работал в последнее время? – встревожилась Рене.
Клер уловила в голосе матери солнечный лучик. Та так давно ждала какой-нибудь трещинки, пятна на глянцевой картинке счастья. Все не сводили глаз с Жан-Жака; теперь он растянулся в гамаке. Клер смотрела на него с отвращением. От его манеры вываливать на всеобщее обозрение собственную немощь к горлу подступала тошнота.
И тогда она встала.
Медленно, медленным движением. Без всякого трагизма, просто медленно. Луиза оторвалась от игры, родители оторвались от пищеварения; в этом невинном жесте было нечто возвышенное, нечто такое, что властно притягивало к себе взгляд, некая сила, способная остановить время. Подойдя к гамаку, она посмотрела на Жан-Жака и сказала, просто и буднично:
Давид Фонкинос, увенчанный в 2014 году сразу двумя престижными наградами – премией Ренодо и Гонкуровской премией лицеистов, – входит в десятку самых популярных писателей Франции. Его романы имеют успех в тридцати пяти странах. По знаменитой “Нежности” снят фильм с Одри Тоту в главной роли, а тираж книги давно перевалил за миллион.Герой романа “Мне лучше” – ровесник автора, ему чуть за сорок. У него есть все, что нужно для счастья: хорошая работа, красивая жена, двое детей, друзья. И вдруг – острая боль в спине.
В сонном бретонском городке на берегу океана жизнь течет размеренно, без сенсаций и потрясений. И самая тихая гавань – это местная библиотека. Правда, здесь не только выдают книги, здесь находят приют рукописи, которым отказано в публикации. Но вот юная парижанка Дельфина среди отвергнутых книг никому не известных авторов обнаруживает текст под названием «Последние часы любовного романа». Она уверена, что это литературный шедевр. Книга выходит в свет, продажи зашкаливают. Но вот что странно: автор, покойный Анри Пик, владелец пиццерии, за всю жизнь не прочел ни одной книги, а за перо брался, лишь чтобы составить список покупок.
Молодой француз Давид Фонкинос (р. 1974) — один из самых блестящих писателей своего поколения, а по мнению бесчисленных поклонников — просто самый лучший. На его счету более десяти романов, в том числе изданные по-русски «Эротический потенциал моей жены» и «Идиотизм наизнанку».«Нежность» — роман о любви, глубокий, изящный и необычный, история причудливого развития отношений между мужчиной и женщиной, о которых принято говорить «они не пара». В очаровательную Натали влюблены все, в том числе и ее начальник, но, пережив тяжелую потерю, она не реагирует ни на какие ухаживания.
Антуан Дюри преподает в Лионской академии изящных искусств. Его любят коллеги и студенты. Казалось бы, жизнь удалась. Но почему тогда он бросает все и устраивается смотрителем зала в парижский музей Орсэ? И почему портрет Жанны Эбютерн работы Модильяни вновь переворачивает его жизнь?Новый роман знаменитого французского писателя, чьи книги переведены на сорок языков.Впервые на русском!
Давид Фонкинос (р. 1974) – писатель, сценарист, музыкант, автор тринадцати романов, переведенных на сорок языков мира.В его новом романе «Шарлотта» рассказывается о жизни Шарлотты Саломон, немецкой художницы, погибшей в двадцать шесть лет в газовой камере Освенцима. Она была на шестом месяце беременности. В изгнании на юге Франции она успела создать удивительную автобиографическую книгу под названием «Жизнь? Или Театр?», куда вошли 769 ее работ, написанных гуашью. Незадолго до ареста она доверила рукопись своему врачу со словами: «Здесь вся моя жизнь».
Как поступает известный писатель, когда у него кризис жанра, подруга ушла, а книги не пишутся, потому что он не знает, о чем писать? Герой романа «Семья как семья» – сам Давид Фонкинос, но может быть, и нет – выходит на улицу и заговаривает с первой встречной – Мадлен Жакет, бывшей портнихой Дома мод Шанель, сотрудницей Карла Лагерфельда. Следующим романом писателя станет биография Мадлен – казалось бы, ужасно обыкновенная (как сказал бы любой издательский директор по маркетингу), – а заодно и биография ее потомков, семьи Мартен: кто же не хочет попасть в книгу? Семья Мартен – семья как семья, и у нее свои трудности и печали: закат любви, угроза увольнения, скука, выгорание.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.