В случае счастья - [12]

Шрифт
Интервал

– Я отвезла Луизу к Сабине.

– Зачем?

– Затем, что я сегодня вечером не дома. И в другие вечера тоже.

– Куда ты идешь?

– Не хочу говорить. Поговорим позже. Мне пока не хочется с тобой разговаривать.

– Но ты должна мне объяснить! (После паузы.) И вообще, имей в виду, если уйдешь, вернуться не рассчитывай! Ты уверена, надеюсь?

– …

– Ах, ты этого хочешь? Ну и убирайся!

Клер предпочла повесить трубку. Ее оскорбил тон Жан-Жака. Он никогда так не грубил. Теперь он извергал потоки брани. Ален, чувствуя себя отчасти виноватым, из-за сливовицы, рискнул тем не менее подать голос:

– Если вы о моей дочери, то, м-м-м… я бы попросил выбирать выражения.

– …

– Да-да, именно… Нельзя такие слова говорить… – уточнил он.

Глаза у Жан-Жака были красные. Алену пришло в голову, что лучше бы ему помолчать, бесполезно что-то требовать от человека, который за себя не отвечает. Но в конце концов Жан-Жак извинился.

– Вы ей сказали про мать? – спросил Ален.

– Ой, нет, я как-то не подумал.

– Ладно… я сам скажу, попозже.

Зрелище опрокинутой физиономии Жан-Жака действовало на него почти как современная картина: только и оставалось, что качать головой и делать вид, будто все понимаешь.

– Вот вы, Ален, вы понимаете женщин? – спросил Жан-Жак.

– Э-э…

– Все хорошо, а потом они вдруг – раз, и взрываются…

– Э-э…

– Они как с другой планеты, правда?

– Э-э…

Жан-Жак спохватился. Он, конечно, был пьян, но не настолько утратил здравый смысл, чтобы не осознать комизм ситуации: беседовать о женщинах с тестем – все равно что обсуждать фигурное катание с боксером. Он встал и молча вышел.

II

Женщины, которые уходят от мужа, валяющегося в гамаке, часто ведут себя как преступники, уходящие от облавы: в поисках убежища они возвращаются туда, где прошло их детство. Оставив Луизу у Сабины, Клер поймала такси и назвала первый адрес, который пришел ей на ум – авеню Жюно. Это было еще до Марн-ла-Кокетт. Напротив их дома по-прежнему стояла маленькая гостиница. Она решила снять там номер. С порога она взглянула на окно своей детской. Ей показалось, что на миг в окне мелькнула она сама. Она словно раздвоилась; девочка, какой она была когда-то, смотрела на ее женскую жизнь. Клер решила, что, наверно, это хороший знак.

Устроившись на новом месте, она растерялась – что теперь делать? Сидеть одной не было сил, и она позвонила Игорю. Он предложил встретиться в кафе, но она сказала, что приедет к нему домой. Ей хотелось покоя. Игорь, совершенно не готовый к такому повороту, кинулся срочно прибирать. А перед тем, как открыть дверь, схватил в руки первую попавшуюся книжку.

– Я тебе не помешала?.. Ты уверен?

– Совсем не помешала, я читал, – произнес он, отдуваясь.

Клер уселась на диван. Игорь принес чаю, потом печенья, потом шоколаду, потом опять чаю; оба не знали, о чем говорить.

– Я только что ушла от Жан-Жака, – наконец сообщила Клер. Игорь чуть не поперхнулся, кляня себя за несдержанность (поразительное сочетание). Но быстро взял себя в руки и спросил:

– Как ты себя чувствуешь?

– Ничего, по-моему… Но меня сразила его реакция, он себя вел так грубо…

– Может, это самолюбие.

– Не знаю… Все случилось так быстро… Я теперь думаю, может, он в глубине души давно этого ждал… Я его увидела в гамаке… И мне от этого гамака стало так неприятно…

– В гамаке? – насторожился Игорь.

Он потихоньку встал и, продолжая слушать Клер, прикрыл дверь в спальню. Потом опять сел.

– Ты говорила… в гамаке?..

От его манеры слушать по телу разливался покой. При первой встрече она и представить себе не могла, что он из тех мужчин, кому звонишь, когда тебе плохо. Из тех, в чьих объятиях хочется спрятаться. Он был нежный. Теперь он приближался к ней, по собственной инициативе и сам себе изумляясь, словно рыба, у которой вдруг отросли ноги. Когда первое потрясение прошло, он почувствовал, как в нем разрастается чувство доверия. Чувство усиливалось, крепло, медленно и необратимо. В тот момент, бесспорно, вершилось великое чудо человеческой психологии. Чтобы излечиться от робости, надо оказаться способным кого-то утешить (все это работает, разумеется, только с человеком, которого любишь во всех его проявлениях); чтобы излечиться от робости и неверия в себя, надо оказаться наедине с хрупкой женщиной – женщиной, которая полагается на вас и своим отношением заставляет быть таким, каким вы никогда не были. Под действием этого закона равновесия в нем пробудилась сила, о которой он даже не подозревал. Он уже никогда не забудет, как Клер положила голову ему на левое плечо. Он бы, наверно, задрожал от волнения, но волнение было таким сильным, что превратилось в немыслимую твердость. В момент, когда Клер клала голову ему на левое плечо, в момент, когда он увидел, как качнулись ее волосы; когда он коснулся ладонью волос Клер, когда погладил волосы Клер, в тот момент, когда его рука зависла в двух сантиметрах от волос Клер, – именно в эту долю секунды его робость улетучилась навсегда. В тот день его робость умерла (а для кого-то в тот день умерло воскресенье). Он всю жизнь будет помнить минуту, когда сжал в объятиях женскую хрупкость и навеки похоронил свою робость в волнах волос.


Еще от автора Давид Фонкинос
Мне лучше

Давид Фонкинос, увенчанный в 2014 году сразу двумя престижными наградами – премией Ренодо и Гонкуровской премией лицеистов, – входит в десятку самых популярных писателей Франции. Его романы имеют успех в тридцати пяти странах. По знаменитой “Нежности” снят фильм с Одри Тоту в главной роли, а тираж книги давно перевалил за миллион.Герой романа “Мне лучше” – ровесник автора, ему чуть за сорок. У него есть все, что нужно для счастья: хорошая работа, красивая жена, двое детей, друзья. И вдруг – острая боль в спине.


Тайна Анри Пика

В сонном бретонском городке на берегу океана жизнь течет размеренно, без сенсаций и потрясений. И самая тихая гавань – это местная библиотека. Правда, здесь не только выдают книги, здесь находят приют рукописи, которым отказано в публикации. Но вот юная парижанка Дельфина среди отвергнутых книг никому не известных авторов обнаруживает текст под названием «Последние часы любовного романа». Она уверена, что это литературный шедевр. Книга выходит в свет, продажи зашкаливают. Но вот что странно: автор, покойный Анри Пик, владелец пиццерии, за всю жизнь не прочел ни одной книги, а за перо брался, лишь чтобы составить список покупок.


Нежность

Молодой француз Давид Фонкинос (р. 1974) — один из самых блестящих писателей своего поколения, а по мнению бесчисленных поклонников — просто самый лучший. На его счету более десяти романов, в том числе изданные по-русски «Эротический потенциал моей жены» и «Идиотизм наизнанку».«Нежность» — роман о любви, глубокий, изящный и необычный, история причудливого развития отношений между мужчиной и женщиной, о которых принято говорить «они не пара». В очаровательную Натали влюблены все, в том числе и ее начальник, но, пережив тяжелую потерю, она не реагирует ни на какие ухаживания.


В погоне за красотой

Антуан Дюри преподает в Лионской академии изящных искусств. Его любят коллеги и студенты. Казалось бы, жизнь удалась. Но почему тогда он бросает все и устраивается смотрителем зала в парижский музей Орсэ? И почему портрет Жанны Эбютерн работы Модильяни вновь переворачивает его жизнь?Новый роман знаменитого французского писателя, чьи книги переведены на сорок языков.Впервые на русском!


Шарлотта

Давид Фонкинос (р. 1974) – писатель, сценарист, музыкант, автор тринадцати романов, переведенных на сорок языков мира.В его новом романе «Шарлотта» рассказывается о жизни Шарлотты Саломон, немецкой художницы, погибшей в двадцать шесть лет в газовой камере Освенцима. Она была на шестом месяце беременности. В изгнании на юге Франции она успела создать удивительную автобиографическую книгу под названием «Жизнь? Или Театр?», куда вошли 769 ее работ, написанных гуашью. Незадолго до ареста она доверила рукопись своему врачу со словами: «Здесь вся моя жизнь».


Семья как семья

Как поступает известный писатель, когда у него кризис жанра, подруга ушла, а книги не пишутся, потому что он не знает, о чем писать? Герой романа «Семья как семья» – сам Давид Фонкинос, но может быть, и нет – выходит на улицу и заговаривает с первой встречной – Мадлен Жакет, бывшей портнихой Дома мод Шанель, сотрудницей Карла Лагерфельда. Следующим романом писателя станет биография Мадлен – казалось бы, ужасно обыкновенная (как сказал бы любой издательский директор по маркетингу), – а заодно и биография ее потомков, семьи Мартен: кто же не хочет попасть в книгу? Семья Мартен – семья как семья, и у нее свои трудности и печали: закат любви, угроза увольнения, скука, выгорание.


Рекомендуем почитать
Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».