В сложном полете - [68]

Вострик левой ногой оттолкнулся от закраины борта и выпрыгнул головой вниз, точно нырнул в воду. Воздушный поток подхватил, понес, закрутил Петра. И неожиданно стих. Исчез мощный гул двигателя и вой потока. И только сейчас рванул кольцо Вострик. Медленно потянулись мучительные секунды. Как во сне, с зажмуренными глазами продолжал падать Петр, с каждый мгновением ожидая динамического удара. Но его все не было и не было. Вернее, был какой-то толчок, но очень уж слабый, плохо ощутимый. Только вот вращение усилилось. Почему это?..

Петр открыл глаза. Первое, что увидел, была стремительно приближающаяся, крутящаяся земля. Но где же купол парашюта?.. По выработанной на тренировках привычке поднял голову. И увидел такое, от чего можно потерять сознание и до самой земли падать, не пытаясь спасти себя. Вместо купола над головой крутилось бесформенное полотнище, перехлестнутое вытянувшимися белыми шнурами-стропами, не дававшими куполу полностью раскрыться.

Дальнейшее произошло, как на тренировке. Так, как учил инструктор. «Нож!» — мелькнула мысль. Петр отыскал рукоятку ножа, закрепленного на запасном парашюте, и выдернул его из чехла.

А земля приближалась! Левой рукой схватил над головой ближний свободный конец подвесной системы и острым лезвием (сам точил перед вылетом) обрезал его.

А земля летела навстречу!.. Поймал второй конец, натянул и снова резанул. А земля уже закрыла небо! Выхватил из-за спины третий конец и тоже обрезал. А земля уже совсем близко!

Наконец-то ухватил последнюю лямку подвесной. Перерезал ее и отбросил от себя, освободился от главного купола!

А земля рядом — огромная, покачивающаяся. Успею ли?.. Должен успеть! Должен!.. Нащупал на груди запасной парашют, зашарил по нему, наткнулся на кольцо, схватил и дернул его широко, размашисто, со всей силой. И снова в последний раз закрыл глаза в ожидании динамического удара или удара о землю.

Тягостные секунды, в которые люди седеют. Что ж! Он сделал все для спасения и больше ничего не может. И вот толчок подбросил его!..

Он обрадованно взглянул вверх и увидел серебристый купол.

А внизу, замершие было от тревоги люди, наблюдавшие за его борьбой долгие, тяжкие секунды, сейчас радостно что-то кричали ему и приветливо махали руками.

Он благополучно опустился на площадку и попал в объятия товарищей…

— Да ты герой, Петр! Как Дмитриев! — воскликнул я восторженно, когда Вострик закончил рассказывать. — Поздравляю со спасением и желаю многих счастливых лет жизни!..

Вострик, радостно смеясь, заскромничал:

— Ну-у, сравнил… Захочешь жить и ты так сделаешь. Вот Гагарин действительно герой! Вот таким бы стать?! Или как Дмитриев!..

Вечером на проверке командир роты Умаркин за мужество, находчивость и отвагу, проявленные при прыжке с парашютом, объявил Вострику перед строем благодарность.

КТО ЕСТЬ КТО…

Как я предчувствовал — опоздание из увольнения эхом откликнулось в отделении. Как и положено командиру, бучу поднял, возможно, сам того не желая, Геннадий Потеев.

Едва мы с Востриком появились в спальне — расположении отделения, как Потеев, сделав большие глаза, закачал головой:

— Секретарь, а ты откуда взялся? Тоже пришел с прыжков?.. Так я там тебя не видел!..

Все, кто были вблизи, повернулись в нашу сторону. Вострик незаметно шмыгнул к своей койке.

Как ни трудно — приходится держать ответ. Набедокурил — отвечай, мой же принцип. Другим говорю это.

— Товарищ командир, прошу прощения, — подошел к Потееву. — Но хотел подводить, но так уж получилось…

Потеев вначале было опешил от такого обращения, потом насупился.

Но я его опередил:

— Старшина, комроты и комбат со мной уже беседовали.

— Ну-у, одного моего прощения мало, — важно протянул Потеев.

— Может, об остальном поговорим после? — перебил его я.

— Нет, сейчас. Ты подвел все отделение, — он обвел рукой ребят. — Вот простят ли они?!..

Я взглянул на парней. Все насторожились. Ничего не скажешь — суровые лица. Деваться некуда.

— Прошу прощения, ребята, больше такого не повторится.

Многие заулыбались, отдельные скривились в ухмылке.

— Понял теперь, что я был прав, когда сказал, — ты не понимаешь диалектики! — громко рассмеялся Лавровский. — Человек не может быть всегда идеальным. Нужна разрядка!

— Не все ему с нас спрашивать, пора и нам с него спросить! — изрек верный Ромаровский.

— А знаешь, Ушаков, уж больно ты правильный парень! — глухо, но зло выкрикнул Абрасимов. — А жизнь-то часто заставляет делать неправильное! И это надо понимать!

— Да че о нем говорить! — поддержал Толю Ленька Козолупов. — Противно смотреть, как он дрожит с утра до вечера на службе. Спать лягет, так во сне служит, да дрожит. Я однажды проснулся ночью от его крика, так наслушался, как он трусит-турусит: «Так точно! Никак нет! Слушаюсь! Простите! Митька, не бей! Ой, старшина-то накажет!..»

Грохнул хохот.

— Умора! — вытирая слезы, продолжал Ленька. — В кино и на собрания не надо ходить.

— Все это не то, ребята! — подал голос Колька Казанцев. — Главное, он думает только о себе, о своих удовольствиях. Поэтому и опоздал — там же весело было. Поэтому обвинил Митьку тогда чуть ли не в измене. Так ведь, Митяй?!..