В синих цветах - [9]
Перебежав через поляну, «наши» с разгона посыпались в липкое месиво, на дно окопа. Носилки с Вовкой оттащили в сторону, спрятали за широким кустом бузины… И скорее в укрытие!.. Не отряхнувшись, судорожно нашаривали наскоро заготовленные «боеприпасы».
Развернувшись в широкую цепь, от темной глыбы танка уже шли в атаку надменные «немцы».
Надвигались, сковывали страхом запотевшие лягушачьи глазницы безносых противогазов.
Зловеще потрескивала подожженная пакля на концах жердей — «огнеметов».
«Немцы» шли не спеша, запаливая на своем пути «города». (Заранее заготовленные кучи хвороста, присыпанные мокрой соломой.) «Города» медленно занимались, заволакивали поляну едким, прогорклым дымом. Ветер подхватывал темные клочья, гнал на окоп.
«Наши» бестолково, вразброд швыряли в наступавших останки трухлявых пней, тощие снежки со дна окопа, рассыпающиеся на лету куски влажной земли.
По команде Кольки «немцы» взвыли, распластав руки пикирующими «юнкерсами», понеслись на окоп.
Шагов за пятнадцать до цели раскрутили, швырнули полыхающие жерди. Почти каждая из огненных змей, пролетев над головами «наших», уткнулась в землю далеко за окопом.
«Немцы» с ходу обрушились на головы врагов. Сцепившись, покатились по дну траншеи, сбиваясь в грязный рычащий клубок.
— Гибель! — внезапно прохрипел Колька. И сразу все замерли, распластались там, где застала их команда, зажмурили глаза.
Вовка, дождавшись наконец своей звездной минуты, впялившись в теткин будильник, во все горло отсчитывал секунды.
— …восемь, девять, десять…
Первым, скинув противогаз и оттого превратившись в «нашего», взлетел на бруствер окопа Колька, радостно заорал.
— За Родину! Вперед! Уррра!!
Отшвыривая каски и противогазы, вынеслись за ним вслед остальные.
— Ур-р-р-ррр-а-а-ааа!!!
Рванулись, раздирая глотки, к танку, скидывая на ходу душегрейки, рукавицы, шапки.
Безнадежно пыталась вскарабкаться по отвесной стенке окопа мокроносая Шурка. Ломала ногти, подвывала от обиды, цеплялась за каменистую, предательскую землю, силясь подтянуть хлипкое тельце до недоступного бруствера, и… снова и снова скатывалась на скользкое дно…
А ватага штурмовала танк!..
Полоснул, высветлил поляну, пробившись через лохматые овчины туч, широкий луч солнца.
Где-то за деревьями заголосила зловредная Колькина бабка.
— Анчутка! Ирод треклятый! Куды спички подевал?! Иро-о-од!!! Последние ведь спички! Последние! Иде ты?! Анчутка!!!
Но внук ее не слышал… Плясали на башне танка счастливые победители.
Со стороны деревни, жмурясь от солнца, выползла на луговину Верок. Прислушалась. Подобралась на четвереньках к краю окопа, заглянула, увидела исходящую слезами Шурку.
Трудно ворочая непослушным языком, замычала.
— Ну-ыы!.. Ны-ыу!.. Смли-и-ы!..
Шурка разом притихла, стерла, размазала соленые слезы.
Верок прилегла на край окопа, протянула девчонке руку. Всхрапывая, вытащила Шурку наверх.
Обтерла лицо краем старого платка, достала из кармана телогрейки выпиленного деревянного Емелю.
Улыбнулась Шурке, что-то прошамкала по-своему, дернула нитку.
Емеля засучил ногами, дрыгнул громадным пальцем, плохо прорисованным чернильным карандашом. Завозил по балалайке, изукрашенной мелкими цветками.
Шурка улыбнулась, потянула к Емеле руку…
Орали, надрывались вороны на березах. Словно вторя им, голосила невидимая за деревьями Колькина бабка.
— Анчутка!.. Спички иде?
— А вот вас, тетя Кать, здесь совершенно узнать невозможно, — утверждала Ленка, перебирая фотографии обитателей далекой тридцать второй палаты. — А эта девочка кем стала?
— Не знаю… — отозвалась Катька, склонив голову набок.
— У папы челка, как у пони! — восхищалась Ленка… — А вы, дядя Сережа, ну ни чуточки не изменились! — объявила девчонка, перехватив взгляд Сергея. — Только два новых зуба выросли! А те молочными были, да?
— Молочными, — подтвердил Сергей, беря фотографию из рук Ленки. — Господи! И здесь с револьвером! Это какой же год, Кать?
— Сороковой, — встрепенулась Катька.
— Почему у меня все лежачие фотографии обязательно с оружием?.. То с ружьем, то с шашкой, то с пулеметом ручным… А здесь с пистолетом… Хорошо, хоть улыбаюсь, а то везде мрачный, как вахтер наш, когда с перепоя…
…— Папа спрашивает: почему ты вся в снегу? — возвратил Сергея в вагон голос Ленки. — Я объясняю, что делала автопортрет.
— Как это автопортрет? — не поняла Катька.
— Очень просто. Надо только дождаться, чтобы обязательно свежий снег выпал. Когда несильный мороз, он прямо как пушок, — увлеченно объясняла Ленка. — Потом подойти к совершенно нетронутому месту. Лучше всего на газоне. Раскинуть руки во всю ширь и осторожно лечь на снег, так, чтобы до ушей зарыться. Чуть-чуть полежать и так же потихоньку подняться. Тогда наверняка получится роскошный автопортрет!.. Неужели вы, когда младше были, про это не знали?
— Да нет вроде, — смутилась Катька.
— А какие вы игры помните?
Громыхнула, отворилась огромная белая дверь с рубчатым стеклом.
Ударило по глазам солнце. Взмыла к потолку сокрушительная песня.
Осами метались над койками, полосовали воздух жестяные сабли. Малиновыми пятнами полыхали щеки бойцов-малолеток. Шалые, гривастые кони-койки несли их навстречу врагу, разметав, развеяв по ветру тугие фиксаторы
Сценарий «Когда я стану великаном» касается нравственных проблем, волнующих наше молодое поколений. В нем рассказывается о победе добра и справедливости, чувстве долга и истинной дружбы, скромности и честности. Фильм по сценарию удостоен премии ЦК ВЛКСМ «Алая гвоздика».
Кузнецов Александр Всеволодович (род. в 1935 г.) закончил актерский факультет ГИТИСа и Высшие режиссерские курсы при Госкино СССР. Снялся более чем в тридцати фильмах, осуществил ряд инсценировок, работал на телевидении. Автор пьес «Острова снов», «Лети все горе прочь», «Зачем принцессе усы!», «Танец кочерыжек». В соавторстве с И. Туманян написал сценарий кинофильма «Когда я стану великаном» (приз Ленинского комсомола — Алая гвоздика). В 1983 году в издательстве «Молодая гвардия» вышла повесть А. Кузнецова «В синих цветах».
В книгу Александра Яковлева (1886—1953), одного из зачинателей советской литературы, вошли роман «Человек и пустыня», в котором прослеживается судьба трех поколений купцов Андроновых — вплоть до революционных событий 1917 года, и рассказы о Великой Октябрьской социалистической революции и первых годах Советской власти.
В своей второй книге автор, энергетик по профессии, много лет живущий на Севере, рассказывает о нелегких буднях электрической службы, о героическом труде северян.
Историческая повесть М. Чарного о герое Севастопольского восстания лейтенанте Шмидте — одно из первых художественных произведений об этом замечательном человеке. Книга посвящена Севастопольскому восстанию в ноябре 1905 г. и судебной расправе со Шмидтом и очаковцами. В книге широко использован документальный материал исторических архивов, воспоминаний родственников и соратников Петра Петровича Шмидта.Автор создал образ глубоко преданного народу человека, который не только жизнью своей, но и смертью послужил великому делу революции.
Роман «Доктор Сергеев» рассказывает о молодом хирурге Константине Сергееве, и о нелегкой работе медиков в медсанбатах и госпиталях во время войны.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Из предисловия:Владимир Тендряков — автор книг, широко известных советским читателям: «Падение Ивана Чупрова», «Среди лесов», «Ненастье», «Не ко двору», «Ухабы», «Тугой узел», «Чудотворная», «Тройка, семерка, туз», «Суд» и др.…Вошедшие в сборник рассказы Вл. Тендрякова «Костры на снегу» посвящены фронтовым будням.