В синих цветах - [8]
Внезапно Вовка осекся, напряженно сморщился, тщетно пытаясь подавить такую неуместную сейчас, нежданно проклюнувшуюся радость. Но не продержавшись и нескольких секунд, расплылся широченной, заразительной улыбкой. Тут же смутился, покраснел, выхватил из кармана носовой платок, стал лихорадочно промокать испарину, проступившую на лысине и пеликаньем носу. Окончательно смешавшись, закашлялся, виновато посмотрел на удивленную дочку:
— Квартира, в которую нас переселили, была прямо-таки забита игрушками! Особенно мозаика японская меня поразила. Чудо какая красота!.. И хоть мать постоянно волновалась, что чужое к рукам прибирать — грех непростительный, мозаику ту я через все больницы и детприемники до шестнадцати лет протаскал, пока в пятьдесят первом на Тишинском рынке на шмот сала не выменял… Сколько мы с Верком фигур разных из той мозаики выдумывали…
— Пап, а сейчас такую мозаику продают где-нибудь?
— Нет. Такой я больше никогда и нигде не встречал, — вздохнул Вовка. — Да, на чем я?.. Короче, когда немцы совсем близко подошли и голодуха одолевать стала, тетка Таисья мать и Верка уговорила в деревню к ней подаваться, в Тульскую область… Деревня та, хоть и в стороне от большака, в лесах хоронилась, но зато хлебной считалась, зажиточной. Больше месяца мы до деревни той с разными мытарствами тащились. А когда доползли все-таки, там немецкий десант побывать успел. Живность всю начисто перебили, полдеревни сгорело, пока немцев окружали да добивали. Хорошо, дом теткин целехонек остался да в подвале картошка и овощи кой-какие припрятаны были. Ну и муку она еще до отъезда в Москву схоронить успела. Только тем и жили… А случилось все на следующую зиму, в сорок втором. Соседка — беженка из городка, что под Тулой, масло какое-то привезла и на картошку у нас выменяла… Я корью болел, в забытьи был, потому и не накормили… Тетка Таисья за лекарствами в Тулу подалась… А мать с Верком на том «масле» картошку пожарили… Да навалились, должно быть, как следует… Мать через два дня умерла. Говорили потом, что «масло» из отходов с мыловаренного завода творили. Соседка-беженка на следующий день после матери тоже богу душу отдала… Когда я из забытья вышел, вместо матери мне только сугроб с крестом показали… Ну а у Верка ноги и язык отнялись… Мямлить кое-что она месяца через четыре только начала… А без ног до могилы, видно, суждено… Катьке-то я уже рассказывал.
Фразу Вовка так и не закончил. Сгорбился, стих.
Сыпалась с берез синяя капель. На перерытой воронками поляне ноздрился, истекал чумазый снег. Воскрешенное апрельской благодатью, распалялось в склочных сварах воронье.
На сплющенную башню танка, наполовину ушедшего в землю, вскарабкался мосластый Колька. Деловито прокашлявшись, вытянул вперед квадратную, в цыпках ладонь.
— Внимание! Внимание! На вас идет Германия! — «Немцы» из его команды дружно забарабанили длинными жердями по броне танка.
Мальчишки, составлявшие команду «наших», стали поспешно напяливать на зимние шапки каски, подтягивать подпояски, поправлять опорки.
Колька предупреждающе покосился на Мишку — предводителя «наших», облизнул губы, скомандовал:
— Ахтунг! Ахтунг!
Вцепилась в полу Мишкиного полушубка крохотная мокроносая Шурка.
— Отвяжись! Прибьют, дура! — прикрикнул на нее Мишка.
Четверо самых сильных мальчишек из команды «наших» подняли носилки с Вовкой.
Господи, как же Вовка был счастлив в те минуты! Ведь он бежал. Сам, сам бежал по хрупкому, талому снегу, по разрыхленной весной земле. Бежал сразу восемью ногами. Живыми чуткими ногами четырех деревенских мальчишек, что подхватывали его носилки. Захлебываясь, задыхаясь, спешил вобрать в себя всю их упругость и силу. Хоть на миг слиться с великим даром движения, ниспосланного мчавшим его ребятишкам просто так, как данность, цену которой им никогда не суждено понять… В те блаженные минуты игры Вовка был с ними абсолютно на равных. На равных с первыми в его жизни здоровыми мальчишками. Даже немного выше их. Потому что был возведен временем и игрой в почетный ранг раненого бойца…
Колька снова вытянул вперед руку. «Немцы» перестали колотить по броне танка, принялись натягивать противогазы на головы.
— Айн, цвай, драй, фир… — медленно начал отсчитывать Колька.
— Атанда! — поперек правилам завизжала Шурка, рванулась наутек, замелькала рахитичными ножонками.
— Форверц! — завопил Колька.
Первыми побежали за Шуркой ребята с носилками, на которых Вовка крепко прижимал к гипсовой кроватке заветный мешочек с японской мозаикой и старый теткин будильник. Дав «нашим» отбежать от танка шагов на десять, Колька скомандовал:
— Файер!
Полетели вслед отступившим, ударили по спинам комья слежавшейся глины, острые ледышки.
Чавкала, разбрызгивалась черная жижа. Неслись навстречу, валили в хлябь, цепляли за ноги обгорелые вывороченные пни, заледеневшие кочки, скользкие рытвины.
Настигала, беспощадно секла грязная шрапнель. Скользила, падала, пахала острое крошево незадачливая Шурка. Вскакивала, спотыкалась, снова летела в топкую слизь. Ее нечаянно сбивали, подхватывали за руки, за хлястик, волокли по вязкой луговине.
Сценарий «Когда я стану великаном» касается нравственных проблем, волнующих наше молодое поколений. В нем рассказывается о победе добра и справедливости, чувстве долга и истинной дружбы, скромности и честности. Фильм по сценарию удостоен премии ЦК ВЛКСМ «Алая гвоздика».
Кузнецов Александр Всеволодович (род. в 1935 г.) закончил актерский факультет ГИТИСа и Высшие режиссерские курсы при Госкино СССР. Снялся более чем в тридцати фильмах, осуществил ряд инсценировок, работал на телевидении. Автор пьес «Острова снов», «Лети все горе прочь», «Зачем принцессе усы!», «Танец кочерыжек». В соавторстве с И. Туманян написал сценарий кинофильма «Когда я стану великаном» (приз Ленинского комсомола — Алая гвоздика). В 1983 году в издательстве «Молодая гвардия» вышла повесть А. Кузнецова «В синих цветах».
В книгу известного писателя Э. Сафонова вошли повести и рассказы, в которых автор как бы прослеживает жизнь целого поколения — детей войны. С первой автобиографической повести «В нашем доне фашист» в книге развертывается панорама непростых судеб «простых» людей — наших современников. Они действуют по совести, порою совершая ошибки, но в конечном счете убеждаясь в своей изначальной, дарованной им родной землей правоте, незыблемости высоких нравственных понятий, таких, как патриотизм, верность долгу, человеческой природе.
В сборник известного советского писателя Л. С. Ленча (Попова) вошли повести «Черные погоны», «Из рода Караевых», рассказы и очерки разных лет. Повести очень близки по замыслу, манере письма. В них рассказывается о гражданской войне, трудных судьбах людей, попавших в сложный водоворот событий. Рассказы писателя в основном представлены циклами «Последний патрон», «Фронтовые сказки», «Эхо войны».Книга рассчитана на массового читателя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.