В синих цветах - [17]

Шрифт
Интервал

— Да!

— Договорились!

— Ну, держитесь, беляки проклятые! — замахал кулаками Федор.

— Сами вы беляки! — не стерпев, попыталась приподняться на локтях Катька.

— Катерина! — погрозила ей Маша пальцем. — Мы же условились…

— Вот увидите, кто быстрее всех носится! — перебил Машу Гурум.

— Все! Тишина! — вышла на середину палаты Маша. — Начинаем по счету «три». Братцы Кролики — на середину! Так… Братцы Лисы — в углу!.. Федор, перейди в угол над Олей… Хорошо. Внимание… Раз… два… три!

Брызнули на потолок, завихрились визгливые красно-синие осколки солнца!

Взбрыкивая и гогоча, раздвинули, перекроили слепящими зигзагами лепной потолок палаты.

Выпрыгнули из зрачков азартные звери!

— Зацепила! Зацепила!! — заливисто визжала Галина.

— Нет! Нет!! — хрипато негодовал Вовка.

— Сергей сбит! Сойди! — объявляла Маша.

— Это не я! Не я! — злился Сергей.

— Я сказала — сойди!.. Следующая тройка на потолок!

— Сбил! Сбил!!! — радовался Гурум.

— Я сама наткнулась!! Это не считается!!

— Уйди, гадина!!!

— Сам — гад!!!

— Еще слово — и оба перестанете играть! — пресекала спорщиков Маша.

— У-у! Фашист!

— Сошла с черты!

— Нет! Нет!!

— Гюли сбита! — итожила Маша.

— Я уже двух сбил!!! Ур-ррра!!!

— Ты что делаешь, бонзаец?!

— Катерина, я тебя снимаю с игры!

— Ну и пусть!!!

— Ой! У меня стекло упало!!

— Сейчас подниму!!

— А я устал! Маша, я устал бегать! Можно, я отдохну! — неожиданно взмолился Федор.

— Есть! — заорал Гурум.

— Ничего подобного! — отрезвила его Маша. — Забыл, что в углу Кроликов нельзя трогать?

— Он все время так жухает!

— Неправда!

— Сама ты жухала!

— Окружай! Окружай его!..

Как промчалась через гвалт Паша, как вбила штепсель от репродуктора в розетку, Сергей не заметил.

Вихрь игры расплющил ее ладони, громыхавшие по дубовому столу палаты.

Потом Паша качнулась, навалилась грудью на стол, захрипела.

— Нишкните все!.. Нишкните!..

Через обрывки дырявой тишины проник из репродуктора в палату голос…

…— вероломно напав… Самолеты бомбили Киев, Одессу, Севастополь… Германские войска вторглись…

На какое-то мгновение Сергею почудилось, что шаткие эти слова произносит не голос из репродуктора, а обвислые губы Паши… Но, присмотревшись, он понял, что Паша лишь повторяет про себя сообщение черного круга.

…— без объявления войны… и перешли государственную границу… фашистская Германия…

РАКЕТА ПОДСЛУШИВАЕТ

— А почем в запрошлом годе в Загорск яблоки возила?

— Так по сорок.

— А у себя?

— Так по тридцать вовсе.

— Ай брали?

— Ну так как…

Неторопливо переговаривались две тетки, примостившись среди мешков, лукошек и корзин, плотно затянутых стершейся клеенкой.

Легко выпорхнув из дремы, Вовка раздвинул выцветшие ресницы, хитровато глянув на Сергея, спросил:

— А ты Генку, старшего Татьяны, помнишь? Заводной такой, с челкой… Слова не говорил, а выцеживал. Чернявый… На нашей платформе ехал…

— Тот, что фантики у всех сразу выиграл? — вспомнил Сергей.

— Ну да! — обрадовался Вовка. — Татьяна на собрании сказала, что он от цинги в сорок втором умер… Так соврала…

Вовка смущенно улыбался, вспоминая.

— Я его два года назад в Караганде, в ресторане встретил. Он меня не узнал, конечно, а я его сразу. Совсем не изменился… Только половина зубов — железные… Ох и костерил же Генка свою маменьку, когда разговорились мы… Оказывается, он от нее из Омска на фронт сбежал. Не доехал, конечно. В пути перехватили — и в детдом. Не сказал там, что мать у него жива. Через два года из детдома утек… Бродяжничал долго. До Алма-Аты добрался. Потом в детскую колонию угодил. Покушал «сахарку» вдоволь. Двадцать восемь лет шоферит уже. Детишек четверо, И все челку носит…

Странно. Та, последняя, Татьяна Юрьевна с вензелями моложавой оранжевой прически, переливчатым набором слепящих медалей на темно-синем костюме из джерси, такая четкая до последней высверкивающеи искры на лацкане жакетки, пребывала между тем в памяти. Сергея в каком-то совершенно беззвучном вакууме, точно кто-то невидимый вырубил, стер все сопутствовавшие ей звуки.

Сергей не услышал ее и в ту минуту, когда Татьяна, видимо, к чему-то призывая, закончила свою пылкую речь, а из зала к ней кинулась заплаканная курсистка, похожая на мультипликационного ослика с громоздким букетом бархатных ярко-розовых гладиолусов. Даже когда Татьяна осела, переломилась в поясе, затряслась в рыданиях, обнимая хрупкую девчонку, Сергей не услышал ни звука…

И еще одна необычность в действиях бывшей медсестры-снайпера удивила, озадачила Сергея в тот день…

Подчиняясь безотчетному наитию, исправно держа дистанцию, Сергей шел по пятам растревоженной стайки курсисток, в центре которой находилась Татьяна Юрьевна. Шел, вдыхая запах свежей краски, по всем переходам, лестницам и коридорам еще пустовавшего, только что отремонтированного санатория…

А привела его Татьяна не на их четвертый этаж, как ждал Сергей, туда, где находилась когда-то его тридцать вторая палата, банная, изоляторы, «чистая» и «грязная» перевязочные, рентгеновский кабинет и кухня… Нет. Они почему-то пришли на третий этаж, Сергею совсем незнакомый…

Между тем Татьяна Юрьевна пустилась в продолжительное путешествие именно по третьему этажу, с трогательным благоговением заглядывая в каждую пустую палату.


Еще от автора Александр Всеволодович Кузнецов
Когда я стану великаном

Сценарий «Когда я стану великаном» касается нравственных проблем, волнующих наше молодое поколений. В нем рассказывается о победе добра и справедливости, чувстве долга и истинной дружбы, скромности и честности. Фильм по сценарию удостоен премии ЦК ВЛКСМ «Алая гвоздика».


Крестики-нолики

Кузнецов Александр Всеволодович (род. в 1935 г.) закончил актерский факультет ГИТИСа и Высшие режиссерские курсы при Госкино СССР. Снялся более чем в тридцати фильмах, осуществил ряд инсценировок, работал на телевидении. Автор пьес «Острова снов», «Лети все горе прочь», «Зачем принцессе усы!», «Танец кочерыжек». В соавторстве с И. Туманян написал сценарий кинофильма «Когда я стану великаном» (приз Ленинского комсомола — Алая гвоздика). В 1983 году в издательстве «Молодая гвардия» вышла повесть А. Кузнецова «В синих цветах».


Рекомендуем почитать
Безрогий носорог

В повести сибирского писателя М. А. Никитина, написанной в 1931 г., рассказывается о том, как замечательное палеонтологическое открытие оказалось ненужным и невостребованным в обстановке «социалистического строительства». Но этим содержание повести не исчерпывается — в ней есть и мрачное «двойное дно». К книге приложены рецензии, раскрывающие идейную полемику вокруг повести, и другие материалы.



Избранное

В книгу известного писателя Э. Сафонова вошли повести и рассказы, в которых автор как бы прослеживает жизнь целого поколения — детей войны. С первой автобиографической повести «В нашем доне фашист» в книге развертывается панорама непростых судеб «простых» людей — наших современников. Они действуют по совести, порою совершая ошибки, но в конечном счете убеждаясь в своей изначальной, дарованной им родной землей правоте, незыблемости высоких нравственных понятий, таких, как патриотизм, верность долгу, человеческой природе.


Из рода Караевых

В сборник известного советского писателя Л. С. Ленча (Попова) вошли повести «Черные погоны», «Из рода Караевых», рассказы и очерки разных лет. Повести очень близки по замыслу, манере письма. В них рассказывается о гражданской войне, трудных судьбах людей, попавших в сложный водоворот событий. Рассказы писателя в основном представлены циклами «Последний патрон», «Фронтовые сказки», «Эхо войны».Книга рассчитана на массового читателя.


Нет проблем?

…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.