В шоке. Мое путешествие от врача к умирающему пациенту - [27]

Когда старший врач наконец вернулся в палату, у него было напряженное и мрачное выражение лица и говорил он с явным почтением в голосе. Мне были хорошо знакомы как его взгляд, так и интонация. Именно так я разговаривала с людьми, которым, как мне казалось, было суждено умереть, что бы мы ни сделали.

Мне изложили разработанный врачами план действий. Если кровотечение продолжится, то меня снова заберут в операционную, где они вновь вскроют мне живот, удалят гематому, попытаются установить источник кровотечения, облепят мою печень впитывающими тампонами и оставят меня открытой. Они оставят меня открытой. То есть они не станут зашивать мне живот, а просто накроют мои обнаженные органы напоминающей пищевую пленкой и будут ждать. Ждать, пока не станет ясно, успешно или неуспешно прошла операция. Ждать, пока снова не пойдет кровь, ждать, пока кровотечение не остановится, ждать, когда разовьется инфекция, – в общем, просто ждать дальнейшего развития событий. Они будут ждать, а потом снова отвезут меня в операционную. Чтобы исправить то, что нужно будет исправить, а затем думать, что делать дальше.

Такой план действий не нравился никому. Никто бы не стал его предлагать, будь у меня хоть какой-нибудь вариант получше. Никто не полагал, что такой план действий позволит мне покинуть больницу невредимой. Но они это сделают, если другого выбора не останется. Они это сделают, чтобы сказать, что сделали все, что могли. Они уже делали это раньше в похожих ситуациях. Никто из тех девушек не выжил.

Все сходились на том, что у меня было диффузное кровотечение на поверхности моей печени – страшное осложнение синдрома HELLP, которому бывают подвержены исключительно беременные женщины. Так как предполагаемым диагнозом было это диффузное кровотечение, то они не могли просто взять и закупорить кровоточащий кровеносный сосуд, провести так называемую процедуру эмболизации. Никто тогда не знал, что у меня в печени находятся две сосудистые опухоли, одна из которых была разорвана и наполняла мою брюшную полость кровью. Мы не могли лишить их доступа крови, потому что нам их было не видно. Потому что они, словно два хамелеона, были того же оттенка, что и окружающие их здоровые ткани печени – слились с фоном. Позже, когда мы знали, что именно нужно искать, точно рассчитали время введения красителя и смогли поймать их на снимке. Тогда-то у нас и появилась возможность лишить их доступа крови, провести эмболизацию. До этого момента, однако, оставалось еще больше года, а пока что я истекала кровью, и никто не знал, как ее остановить.

Они допускали вероятность того, что кровопотеря каким-то образом прекратится сама собой. После этого они смогли бы пополнить мои запасы факторов свертывания крови с помощью переливания. При условии, что моя печень каким-то образом пойдет на поправку, несмотря на то, как сильно она сдавлена. Они бы сделали мне и переливание крови, надеясь, что почкам удастся справиться со сложной задачей выведения дополнительной жидкости.

Фитиль был подожжен. Оставалось только ждать.

После всех переливаний жидкость вокруг моих легких стала скапливаться гораздо быстрее. Так как я не могла съедать больше столовой ложки зараз, то у меня было сильное истощение, а уровень белка в организме заметно упал. Под действием осмотического давления вода просачивалась из моих кровеносных сосудов в ткани, делая их водянистыми. Я научилась определять по давлению жидкости в моих легких ее количество, и когда ее скапливалось два-три литра, то просила медперсонал ее откачать. Это было довольно простое решение, которое к тому же позволяло мне почувствовать хоть какой-то контроль над происходящим. Эта стратегия оправдывала себя где-то две недели, пока в один прекрасный день они не вставили мне в легкое иглу, из которой вышло совсем немного жидкости. Я ощутила острую боль.

«Что-то не так», – предупредила я их. Я никогда не испытывала ничего подобного. Я была уверена, что из-за иглы мое легкое попросту сдулось.

«У меня не получается вывести жидкость. Кто-нибудь принесите аппарат УЗИ», – попросил пульмонолог.

Мне по спине стали водить датчиком от аппарата УЗИ, а я смотрела на экран. Я знала, что там большое скопление жидкости – я чувствовала ее. Я увидела на экране окружающую мое сдавленное легкое жидкость, однако там было что-то еще. В жидкости развевались, подобно прибрежным водорослям, пряди каких-то волокон.

«Оно разделено на полости», – сказал он, увидев те же пряди, что и я.

Молекулы содержащегося в жидкости белка принялись склеиваться между собой, формируя жесткие жгутики, подобно облепляющим проволоку кристаллам сахара на уроках естествознания в школе. Эти полоски разделяли легкое на изолированные камеры, каждая из которых отдельно наполнялась жидкостью, и теперь ее было попросту невозможно откачать с помощью единственного прокола.

«Сожалею, но мы не можем ее откачать».

Я с трудом постаралась в полной мере осознать последствия случившегося. Если мы не сможем ее откачать, то я буду постоянно не в состоянии дышать. Мне будет не обойтись без кислорода из баллона. Ни о каком выздоровлении не будет и речи – лишь хроническая болезнь без надежды на улучшение.