В шоке. Мое путешествие от врача к умирающему пациенту - [29]

«Почему ты плачешь? Просто опиши, что тебе нужно».

Я могла представить отчетливо то слово, которое пыталась сказать. Я ясно видела их стоящими в моем шкафу, однако они были для меня потеряны. На поверхность в итоге всплыла лишь моя оболочка. Какие еще ключевые частички меня остались навсегда под водой?

Затем слово неожиданно всплыло у меня в сознании полностью сформировавшимся. Туфли. Это было не просто слово. Оно было пропитано контекстом и подтекстом длительной истории взаимоотношений.

«Туфли, – прошептала я. – Мне нужны мои туфли», – сделала я глубокий выдох.

Она закивала. Она поняла, что хотя я и не знала, дали ли мне уже добро на физиотерапию, я хотела быть к ней готовой.

«Думаю, они помогут мне ходить», – добавила я. Про себя я надеялась, что она не станет уточнять, какую именно пару принести.

«Разумеется. Я принесу коричневые, с плоской подошвой. Думаю, они будут тебе впору».

Я была благодарна ей за то, что мне ничего не пришлось объяснять.

Когда ты до ужаса чего-то боишься, то странная штука в том, что постоянно в таком состоянии находиться просто не получается. Хотя я определенно и пыталась. Организм накачивает себя гормонами, адреналином и кортизолом, готовясь к оборонительным действиям. Когда никакой непосредственной угрозы, требующей немедленных действий, в итоге не обнаруживается, весь энтузиазм куда-то улетучивается. Организм устает быть напуганным. Устает воображать самые худшие варианты развития событий, мысленно прокручивать различные планы действий на случай непредвиденных ситуаций.

Шли дни, а мои самые страшные кошмары так и не стали явью, и я стала задумываться о том, что все мои тревоги и переживания, возможно, были попросту ни к чему. В конце концов, они не готовили меня ни к чему – ну разве что к смерти. А если бы я действительно умерла, то на этом бы все и закончилось. Так я решила больше не думать о том, как все может закончиться. Я перестала верить, будто переживания способны что-либо изменить. Я научилась просто ждать. И чаще всего каждый новый день приносил вместе с собой пускай и незначительные, однако весьма осязаемые улучшения.

Я с нетерпением ждала начала сеансов физиотерапии. После нескольких недель, проведенных в лежачем положении, мое тело болело, а мышцы ослабли. Врачи понимали, что мне придется медленно восстанавливать свою силу, и больших успехов от меня не ждали. Они запросили простые упражнения, чтобы мои суставы не утратили подвижность. Для меня тот факт, что врачи заказали для меня хоть какую-то физиотерапию, означал, что они верят в возможность моего выздоровления. Мне хотелось им доказать, что они не зря в меня верили. Я старалась изо всех сил, чтобы сделать больше, чем кто-либо мог от меня ожидать.

Моим физиотерапевтом была молодая и подтянутая девушка, по виду которой складывалось впечатление, что после работы она ехала прямиком заниматься скалолазанием. Она была настолько безукоризненно красивой, что я бы без промедления познакомила ее с любым свободным другом. Ее настрой был настолько оптимистичен, что мне показалось, что я быстро отобью у нее всякий энтузиазм. Она задала несколько вопросов, чтобы понять, какую цель мы можем поставить на сегодняшний день.

«Итак, расскажите мне немного о том, что вы были в состоянии делать до того, как заболели», – сказала она.

Я рассказала ей, что почти каждый день занималась одной из разновидностей Виньяса-йоги. И тут же подумала:«Господи, да это же было миллион лет назад».

«Когда вы в последний раз были в состоянии ходить?» – спросила она.

«Это было в тот день, когда мне стало плохо. Я помнила, как встала с заднего сиденья машины и уселась в инвалидную коляску у входа в травматологию. Это был последний раз, когда я самостоятельно ходила».

«Думаю, я хотела бы попробовать подняться по лестнице», – призналась я ей, совершенно игнорируя ее вопросы.

«По лестнице, говорите? Что ж, давайте для начала посмотрим, что вам под силу. Почему бы вам не попробовать переложить свои ноги на эту сторону кровати?»

Я уперлась ладонями в кровать за спиной и попыталась согнуть ноги в коленях. Оказалось, что подтянуть ноги с помощью мышц живота не представляется возможным, так что мне пришлось браться за каждую ногу руками, чтобы подтянуть ее к себе. Любое движение, сдавливавшее живот, затрагивало острые скобы и усиливало боль как от зашитого длинного разреза на животе, так и от скопившейся внутри крови. Я принимала боль как нечто неизбежное и старалась черпать силу из скрытых запасов. Осторожными движениями я передвинула свои ступни через всю кровать, пока одна из них не соскользнула вниз.

«Хорошо», – сказала она. «Теперь попробуйте спустить и вторую ногу».

Вскоре обе мои ноги свисали с кровати. Я сильно запыхалась.

«Это тяжело, я прекрасно понимаю. Передохните. Мы скоро закончим».

Она явно сказала это лишь для того, чтобы подбодрить меня. Мне сложно было представить, чтобы мы скоро закончили, так как пока ровным счетом ничего не сделали.

«Давайте теперь попробуем надеть носки». Она протянула мне пару носков с полосками против скольжения на подошве. Я знала, что ярко-желтый цвет давал медсестрам понять, что за мной нужно следить, чтобы я не упала.