В сердце леса - [59]

Я приложил ружье к плечу. Это, казалось, не смутило пуму. Я прищурил глаз. На пуму мой пристальный взгляд не произвел никакого впечатления. Я спустил курок — пума исчезла.

Прошло секунд сорок, прежде чем я при помощи мачете вытащил отсыревший патрон. Затем я стал пробираться вдоль берега, с опаской оглядываясь вокруг, и через несколько минут услышал хриплые вопли, походившие на стоны агонизирующего человека. Звуки доносились из леса справа от меня — похоже, зверь уходит к юго-западу.

Я поспешил обратно в лагерь и вернулся со своим ружьем 12-го калибра, заряженным патронами для охоты на крупного зверя, — я хотел избавить животное от бессмысленных мучений. Меня сопровождал Бебкуче. Он шел, пристально всматриваясь в следы. Судя по всему, пума выслеживала свинью, и, забыв об осторожности, я едва не наткнулся на нее.

Мы ходили около часу, как вдруг хляби небесные разверзлись. Над джунглями разразился ураган, и шатер леса у нас над головой, казавшийся прочным, как купол собора святого Павла, заколебался, словно началось землетрясение. Гнилые деревья, неподвижно стоявшие больше пяти месяцев, с треском падали на землю; щепки, листья, ветви и целые стволы летели во все стороны, раскачивались в воздухе лианы. Мы словно попали в бомбежку, и вокруг нас рушились небоскребы.

День обратился в ночь. Затем последовало несколько ослепительных вспышек молнии, канонада взрывов, и снова стало светло, как днем. Сначала сквозь просвет в листве мы увидели, как в одном месте небо словно прорвалось, затем, будто в цепной реакции, прорвались одно за другим все облака. У наших ног падали огромные куски деревьев, лианы со свистом рассекали воздух; нас охватил ужас. Как готовые на смерть солдаты, мы ринулись сквозь заслон напрямик в лагерь.

Оставшиеся там люди отчаянно пытались спасти лодки. Могучие волны швыряли их о берег. В двух ярдах от моего гамака на землю рухнул ствол дерева. Пошел дождь. Он хлестал сплошными потоками, словно великий первобытный лес Шингу признавал лишь то, что было под стать его свирепой силе. Крышу из банановых листьев прорвало, пол хижины обратился в реку, а стены ее — в пороги ревущего водопада. Костер залило, кастрюля с мясом и рисом до краев наполнилась водой. Люди дрожали и жались друг к другу, стараясь не замечать того, что происходит вокруг.

— Дьявольский дождь! — крикнул один из кабокло. — В наказание за то, что мы забыли обычаи наших предков…

Присев возле Бебкуче под остатками нашего жалкого крова из банановых листьев, я ждал, когда пронесется ураган. Мне, как на блюдечке, преподнесли пуму, а я?

— Адриано только играет с пумой, — говорил Бебкуче. — Адриано играет, как ребенок, — хохотал он, снова и снова повторяя шутку. Привычка индейцев без конца повторять одно и то же подчас весьма действует на нервы.

— Бебкуче, а почему пума была зла на меня? — спросил я, желая переменить разговор, хотя эту историю я уже слышал.

— А ты не понимаешь?

— Нет, Бебкуче, не понимаю.

— Тогда я тебе расскажу, и ты поймешь.

Как и многие легенды тхукахаме, эта легенда начиналась традиционно: «Много-много времени тому назад, когда индейцы жили на небесах…» Затем один из индейцев обнаружил нору, вырытую броненосцем[38], и сквозь нее увидел зеленые равнины и заросли джунглей.

«Тхукахаме сделали из лиан веревку, как я тебе показывал, и многие спустились в джунгли вместе с женами, детьми и родителями. Потом злые индейцы оборвали веревку, и тхукахаме не могли уже вернуться обратно. Они остались здесь. В то время, давным-давно, у них не было огня». Бебкуче сделал паузу, чтобы подчеркнуть, что жизнь их была крайне примитивной и мало чем отличалась от жизни животных.

Потом, когда сыновья этих людей уже давно умерли, один из тхукахаме ушел в лес со своей красивой женщиной и провел там один, два, три, четыре, пять лун. Затем пришел его свояк и спросил: «Хочешь макао для головного убора?»

— Да, — сказал индеец, — хочу, чтобы макао сделал меня красивым.

— Тогда иди со мной, — и свояк поставил дерево (Бебкуче имел в виду деревце с обрубленными ветками, по которому можно взбираться, как по лестнице); индеец влез на скалу и поймал макао.

— Брось мне макао, — сказал свояк.

— Нет, — ответил индеец и бросил вниз камень, который ударил свояка по руке. Свояк сильно закричал, очень разозлился и убрал дерево, и индеец не смог спуститься вниз.

— Так, Адриано, индеец сидел на высокой скале и стал очень тонким. Прошло много дней, пришла пума, которая охотилась с луком и стрелами и убила тапира. Она увидела тень индейца и попробовала схватить ее. Подпрыгнула раз и попробовала схватить. Подпрыгнула другой, потом положила тапира на землю и посмотрела вверх.

— Сойди вниз, — сказала пума. — Я накормлю тебя мясом тапира.

Но индеец боялся.

— Я боюсь тебя, — сказал он.

— Не бойся, — отвечала пума. — Я люблю тебя. Брось мне твоего макао.

Индеец бросил ей макао, и она съела его. Тогда индеец еще больше испугался.

— Иди сюда, — сказала пума. — Я люблю тебя.

Индеец сошел и направился к дому пумы. Пума дала ему оленя, свинью, тапира и муравьеда, чтобы он их ел. У них был огонь, и женщина-пума варила пищу.