В сердце леса - [15]

С боевым кличем индейцев я бросился за первой собственноручно подстреленной птицей, грозившей мне полным посрамлением. С такого расстояния выстрел в крестец мог всего лишь ранить ее. Я мчался сломя голову через кусты. Индюк убегал от меня какой-то странной, в развалку, походкой, в которой было и достоинство и униженность. Он напоминал Генриха VIII, преследующего строптивую любовницу[10].

Индюк бежал медленнее меня, зато ветви, лианы и колючки не срывали с его спины рубашку и не царапали ему кожу. Через минуту я понял, что он ускользает от меня, но тут еще одно болотце заставило его повернуть и пуститься вдоль берега. Я бросился наискосок и в несколько прыжков настиг его. Хлоп! Мы барахтались в грязи, среди опавших листьев и перьев, пока охота не завершилась. Я был весь исцарапан и изодран, словно не на жизнь, а на смерть боролся с пумой.

Как бы там ни было, через пять минут 15–20 фунтов дичины уже болталось на лиане в пяти футах от земли. Я прикрыл ее ветками от взоров хищных ястребов.

С гордым видом, перезарядив ружье, я отправился на поиски самки. В джунглях для охотника с ружьем лесной индюк — самая легкая добыча. Это был мой первый и самый важный урок, которым я обязан индейцам. Теперь я знал: даже не усвоив ничего другого, я. бы не погиб в джунглях Шингу. Я бы прокормился. А это решало все.

Глава III НУЯБА ОРЛАНДО

В Капитан-Васконселос я возвращался на исходе дня. Моя первая добыча была привязана к ружью, которое я нес на плече. Длинные пурпурно-черные крылья индюка свисали до земли; на стволе болтались еще две птицы, которые я подстрелил на обратном пути. Их красно-коричневые перья развевались, как победные флаги на мачте пиратского корабля.

Когда я стал взбираться по крутому обрыву к посту, с полдюжины, индейцев встретили меня традиционными приветствиями возвращающемуся охотнику. Они, несомненно, были голодны. Я оставил птиц в надежном месте — на кухне — и спустился к речке Туатуари, которая протекает под сенью деревьев неподалеку от поста. На берегу можно было посидеть на стволе срубленного дерева; прозрачная, как хрусталь, вода сверкала на солнце, а песок был такой чистый, что им можно было пользоваться вместо мыла. Вдоволь поплавав, я развалился в гамаке, глядя на лучи вечернего солнца, которые пробивались сквозь щели в бревенчатых стенах хижины и освещали посыпанный песком пол. После разочарования с самолетом Васконселос показался мне скопищем убогих лачуг, но в глазах человека, вернувшегося из джунглей, он был чуть ли не современным комфортабельным отелем.

На следующее утро дел было мало — только залатать одежду, изорванную во время погони за индюком. Жуан пошел в «больницу», которая помещалась в отдельном сарае, раздать лекарства нескольким пришедшим на пост воинам. Индейцы, постоянно жившие на посту, занимались готовкой и другими домашними делами. Орландо сидел в своем углу и. беседовал с индейцами из племени, обитавшем в восьмидесяти милях от Васконселоса.

Здесь, в южной части Шингу, осталось лишь одно дикое племя, а остальные восемь, слившись воедино, образовали группу, известную под названием шингуано. Васконселос, или, как индейцы называли его, «Куяба Орландо», служил для них местом встреч. Когда утром 46 пришли новые посетители, по селению стали распространяться свежие вести. Орландо ко всему прислушивался, шутил и сообщал известные ему новости о других племенах. В остальном же в Васконселосе, столице территории, своими размерами превосходящей Британские острова, было удивительно тихо. На других постах, — населенных индейцами, всегда были миссионеры; они преподавали в школах, проповедовали в церквах и учили индейцев, как при помощи современной техники и орудий труда лучше вести хозяйство. Здесь же Орландо просто-напросто сидел и пересказывал слухи и легенды разных племен. Школы и религия, как-то сказал он, могут оказаться для индейцев столь же губительными, как и пули первых пришельцев из, Европы. Между сознанием человека цивилизованного и человека первобытного лежит пропасть, и то, что представляется нам благами цивилизации, для индейцев может оказаться роковым.

Часа через два гости из дальних племен, распрощались, и в хижину вошел маленький мальчик по имени Клаудио, названный так в честь брата Орландо. Он был некрасив лицом, очень полный и низкорослый, как и его родители из племени шеренте, но Орландо любил его. Мальчик захотел покачаться и прицепился к гамаку своего покровителя, Орландо сунул руку в карман и чем-то заманчиво зашуршал.

— Хочешь, Клаудио, получить конфетку из кармана дедушки?

Клаудио ответил утвердительно.

— Тогда ты должен сказать дедушке, где живут шеренте. По-моему, шеренте живут вон там, — и Орландо нарочно показал в противоположную сторону.

— Нет, они живут вон там. — Клаудио знал эту игру и показал на восток.

— Вот ты и попался, ты не знаешь, где живут шеренте. Значит, ты не из племени сильных шеренте, а из племени слабых каража.

Отец Клаудио был «цивилизованным» шеренте из штата Гояс. Он пришел работать на пост. Назвать человека каража — значило оскорбить его.

— Я не каража. — Клаудио топнул ногой. — Я шеренте, шеренте, шеренте!