В сердце леса - [16]

— Ты любишь дедушку?

Клаудио ответил, что любит, получил конфету и ушел.

— Слишком уж ты возишься с этим мальчонкой, — донесся из другого угла хижины голос Жуана. — Ты испортишь его. По правде говоря, уже испортил, — убежденно заключил Жуан.

Орландо промолчал. Развалившись в гамаке, с ручным попугаем макао, что-то бормотавшим у него на плече, он выглядел довольно нелепо. Быть может, Орландо и в самом деле правитель огромной страны Шингу? Только трудно понять, как он ею правил и почему.

— Адриано, — лениво протянул он, — как ты поохотился вчера?

Я подсел к нему. Подробно рассказав Орландо об охоте, я спросил о приходивших к нему индейцах^ Он ответил мне, и мало-помалу в полуденной тиши Васкон-селоса завязался разговор, который вскоре перешел на случай Фосетта.

За несколько дней до этого я повстречал индейца, руки которого украшали браслеты, соединенные через грудь лентой. Он сказал, что принадлежит к племени калапало, и я похвалил его за хорошее знание португальского языка. Узнав, что я «инглезе», он сказал, что когда-то несколько англичан посетило его деревню.

— Это не те трое, что пришли к вам давным-давно? — спросил я.

— Да, еще до моего рождения. (Ему было лет двадцать.) Один из них был старый.

— И с ним еще двое?

— Да, высокие мужчины.

— Моего возраста?

— Да.

— А как они пришли?

— Они пришли пешком, — ответил он. — Потом они спали. А потом уехали на каноэ. А потом опять шли пешком.

— Они умерли?

— Да, сказал он, — около озера.

Уже в самом начале разговора я заподозрил, что мой собеседник принадлежит к племени индейцев, которые, как полагают, убили полковника Фосетта, его сына и друга сына Рэли Раймела. Это произошло тридцать три года тому назад. Я не стал спрашивать, как они умерли.

— А как называет его Орландо Вильяс Боас? Не Фосетт? — осведомился я.

— Нет, — последовал ответ, — Форсетти.

Потом я услышал эту историю из уст самого Орландо. Поскольку она — одна из наиболее захватывающих тайн джунглей, мы снова заговорили о ней. Я сказал, что в Англии по-прежнему гадают, что же случилось с исследователем, который исчез в Шингу, куда он отправился в надежде отыскать затерянные города Атлантиды, и попросил рассказать мне все еще раз как можно подробнее.

Раскачиваясь в гамаке, Орландо ответил, что за все эти годы об участи полковника удалось разузнать очень немного, потому что никому не удалось прожить среди индейцев достаточно долго, чтобы осторожно порасспросить об этом.

— Двенадцать лет назад, когда я впервые пришел сюда, все племена Шингу знали, что калапало убили трех англичан. Но мне пришлось прожить среди индейцев целый год, прежде, чем мне показали их могилу. В то время, Адриано, вождем был Изерари, он обещал показать мне могилу, когда кончатся дожди. Но он умер до конца сезона дождей, а новый вождь Якума побоялся сделать это. Я больше об этом не заговаривал, и Якума тоже умер. Тогда я поговорил с Коматси, который тогда еще не был вождем, и он показал мне могилу.

Рассказывал Орландо задумчиво, старательно вспоминая одну деталь за другой.

— Все калапало подошли к краю обрыва у озера и уселись полукругом. Я пообещал, что больше ни один самолет не прилетит, и лишь тогда они рассказали, как было дело. Через три часа Коматси указал на холмик прямо у моих ног. «Это могила», — сказал он. «Но она слишком мала, — возразил я. — Англичане ведь народ рослый». Тогда Коматси начертил на земле букву V и сказал, что труп похоронили, прижав колени к груди. «Тут голова», — показал он. Я раскопал землю и нашел череп.

Затем я попросил Орландо повторить мне рассказ индейца, и он передал мне его, стараясь сохранить выражения и манеру рассказчика.

* * *

— Из этих трех караиба один был старый и двое молодых. Они несли вещи на спине, имели ружья, один хромал. Они пришли с запада, с вождем племени нахуква Алоике и его сыном, которые провели их от своей деревни к реке Кулйзеу.

В то время все калапало находились в своем рыбачьем селении к востоку от реки Кулуэни. В главной деревне остался только Кавукире с сыном. Эти двое и согласились провести англичан в рыбачье селение и показать им, как пройти дальше на восток.

Они отправились в путь на рассвете — двое нахуква, двое калапало и трое англичан. Они шли день и еще полдня, и старик англичанин стал ругать Кавукире — почему он сказал, что идти придется всего лишь от восхода солнца до полудня. Ему было под шестьдесят, а жара была страшная.

Позже старик, которого индейцы сочли за вождя, подстрелил утку, и Кавукире сбегал за ней. Когда он ощупывал и разглядывал утку, старик вырвал ее у него из рук, словно Кавукире собирался ее украсть. Потом они подошли к небольшой лагуне Кулуэни, и вождь англичан стал снова браниться, потому что каноэ, которое им обещал Кавукире, оказалось на другом берегу.

Тут уж Кавукире разозлился. Но, услышав, как в мешках у англичан позвякивают бусы, он смолчал, решив, что получит вознаграждение, как принято у индейцев. Они дошли до деревни, а он так ничего и не получил, но снова промолчал, надеясь, что англичане будут делать подарки на следующий день при прощании.

Ночью полковник выпотрошил утку ножом и, когда сын Кавукире стал играть рукояткой ножа, грубо отстранил его руку. («Если ты не знаешь, насколько это серьезно, — заметил Орландо, — ударь кого-нибудь из мальчиков в аветийской хижине. Его родители не убьют тебя лишь потому, что ты в Васконселосе, но навсегда перестанут с тобой разговаривать».)