В саду памяти - [18]
Начало, правда, было малообещающим. На занятиях она появилась посреди академического года, на четырнадцатой лекции. Без всякой подготовки, быстро конспектировала лекцию, стараясь, не очень при этом полагаясь на результат, понять, о чем говорит профессор. Через месяц было «повторение пройденного». Следовало ответить, на чем основана философская система Юма и Декарта. Беспорядочные записи не очень-то помогали. Выяснилось, Янина и понятия не имеет о теме. Чувствуя себя уязвленной перед остальными слушательницами, она поймала Марбурга, отвела его в сторонку и напрямик спросила, есть ли вообще смысл ходить ей на его занятия, поскольку она занимается не с самого начала. Он ей ответил, что наука — область без границ, без начала и конца. Начинать свой путь надо с того места, где находишься, и, преодолевая трудности, двигаться дальше. Посоветовал ни в коем случае не отказываться, продолжать трудиться. А в следующие годы она уже слушала лекции еще и по психологии, истории, логике, теории познания, делая такие успехи, что Марбург поручил ей перевести эссе немецкого философа Германа Себека «Метафизические системы и их отношение к опыту», впоследствии опубликованное в очередном томе Философской библиотеки.
Поразительно, но у меня в доме эта книга есть, тот самый истрепанный и рассыпающийся томик На титульном листе посвящение: «Уважаемой Янине Горвиц-Морткович, Нестору философии в доме ста тридцати пророков в Кракове, на память об одном вечере ранней весны 1945 года, с глубоким уважением и благодарностью». Подпись неразборчивая. Дата — 6 марта 46. Не знаю, что с такой благодарностью напоминал тот вечер ранней весны 1945 года. Шла война, я находилась в Седлицах и ждала, что найдется кто-нибудь из близких и заберет наконец меня от дяди. Зато в марте 1946 года я была уже в Кракове и помню, как в дверях нашей квартиры на Крупничей 22, в Доме писателей, появился маленький старичок с букетиком фиалок и с этим самым томиком в руках. Он был давним поклонником бабушки, разыскал эту книгу в каком-то антикварном магазине и прибежал обрадованный с визитом. И как раз в тот день в нашем доме бушевал пьяный Галчиньский, носясь с криком, что всех убьет. «Застрелю вас, пани Янина, и вас, пани Ханка, застрелю Иоасю. Ничего не останется в этой стране, кроме сраных кооперативов», — вопил он. Когда перед ним предстал старичок, прозрачный, как призрак, он испугался и умолк Потом мы все долго сидели за столом, поэт еще жаловался, а поклонник бабушки что-то говорил ему шепотом на ухо. Вот так они мне и запомнились. Единственным слабым доказательством того, что все это мне не приснилось, остались истлевшие страницы «Метафизических систем».
Почтенный директор Войчех Гурский, вручая Юлии аттестат зрелости Макса, сказал ей на прощание: «Вы сняли с моей головы терновый венец». Вскоре после этого семнадцатилетний Макс уехал на физико-математические курсы в Гент. Ему было восемнадцать, когда в 1895 году он вступил в Заграничный союз польских социалистов — эмигрантскую организацию, вокруг которой группировались проживавшие за границей социалисты. Там же, по его рассказам, впервые испытал репрессии за свои политические убеждения. Владельцы квартиры, где он снимал тогда комнату, увидав на стене у него портрет Маркса, отказали в жилье, и ему пришлось подыскивать себе более либеральных хозяев.
На Крулевской осталось четверо из детей. Пятнадцатилетний Стась еще ходил в школу. Семнадцатилетняя Камилка к этому времени сдала как раз выпускные экзамены. Лютек, которому было двадцать один, изучал геологию в Варшавском университете. И двадцатитрехлетняя Янина. Ее умничанья невольно отошли на задний план, когда наступила очередь Камилки прибавить хлопот. Тихоня оказалась самой упрямой из всех шести дочерей. Еще в детстве она решила стать врачом, но никто в семье к этому серьезно не относился. Когда после окончания пансиона она заявила, что у нее должен быть аттестат зрелости, без которого ей не поступить в высшие учебные заведения, это было воспринято как безобидная блажь. В течение года она освоила на русском языке четырехлетнюю программу гимназии и сдала экстерном экзамены на аттестат зрелости недружелюбной комиссии, получив золотую медаль. Все ее искренне с успехом поздравляли. Но когда она сообщила, что с осени собирается учиться за границей, в Цюрихе, потому что только там принимают девушек на медицинский факультет, в доме растерялись.
Юлия заявила, что никогда не даст на это своего согласия. Медицина — не женское дело. Камилла превратится в ходячее посмешище, в предмет грубых шуточек со стороны наставников и друзей. Она сошла с катушек. Испортит себе жизнь. Говоря все это, а точнее, крича в гневе, мать натыкалась на молчаливое сопротивление, с которым в своих детях сталкивалась впервые, и не знала, как его сломить.
Летом 1896 года, взяв с собой Янину и Камиллу, она поехала за границу путешествовать. Для развлечения? Или поездка преследовала в явной или скрытой форме какие-то еще цели? Зачем она повезла девушек за границу? С надеждой, что именно там их поджидает единственный в их жизни шанс в виде заманчивого и богатого жениха? Юлия — типичная еврейская мать, не знала более важных проблем, чем забота о своем потомстве, которая для нее была неотрывна от представлений об их счастье. А вдруг на изысканном курорте судьба улыбнется старшей? А может, прелести светской жизни отвратят младшую от безумной затеи учиться там, где женщинам нет места?
