В регистратуре - [119]

— Однако ж и парень молод и пригож! — отвечала музыкантова жена.

— Богатство у нее огромадное, кто знает, откуда все сыпется? Она господского рода, а он из деревенской дыры, сын бедняка-музыканта, да что я говорю? Бедняк! Что с того? Главное, живая крещеная душа! — мудрствовал Йожица, не зная, с какого конца подступиться, как излить то, что накипело на душе.

Наступило молчание. Музыкант в растерянности почесывал колено, а жена хлопотала по дому, хватая в руки то одно, то другое. Вдруг она вспомнила, что поставила в печь пять-шесть хлебов из кукурузной муки, взяла лопату и сунула ее в устье.

— Что выгнали его из школы — и ее тут вина большая. Как бы то ни было, но он бросил учение. А когда собрался вернуться и продолжать учиться, она за ним сюда прибежала, прости господи, как с неба свалилась. Стала деньгами сорить. Выстроила на нашем убогом холме храм, дворец, господский дом, или как там еще назвать эти хоромы, люди глядят — будто за ночь волшебный город из земли вырос. Сует нам деньги и что только можно, мы и во сне такого не видели. Но… но… — плюнул в открытое окно музыкант и втянул губами воздух, словно надеялся ухватить новую мысль, другие слова.

— Но мы такого в жизни не видывали, — отозвалась жена, — во всем нашем добропорядочном приходе, ни в одном нашем селе такого и в заводе не было. Вот люди и говорят: невенчанные живут! Антихристову любовь, дружбу, или как там говорится, ни люди, ни господин священник не смеют допускать между двумя молодыми людьми мужского и женского пола в наших христианских землях.

— Да, да!.. Всюду шум подымается! А раздувает все это злодей, сосед наш, коротыш Каноник. Мы у него завсегда кость в горле. А теперь, когда он от безделья мух ловит, и того хуже. И чего ему надо? Ведь у Михо денег больше, чем у него сорняков на усадьбе! Намедни старухи да старики прямо мне в глаза все выложили: «Слава богу, в наших краях нет язычников! Разве что где-нибудь заведется замызганный, грязный еврей, и все. И то наш жупник говорит, что по Евангелию евреи тоже христиане и тоже верят в единого бога! И, дескать, сам Спаситель вышел из их колена. Значит, терпеть надо, коли мы люди, а перед богом все люди братья, и коли мы христиане, коим помнить положено — не ведали, несчастные, что творили, вот и распяли Спасителя земли и неба… — прерывисто вздыхала старая богомолка Барка, у нее всегда на руке четки намотаны, она святое писание на память знает, выучила по проповедям в церкви, ведь ни читать, ни писать не умеет. А метила в меня.

— Да, да! Язычников у нас нету! — затрещал по обыкновению Юре, он умеет читать молитвенники, в праздники да воскресенья по девять раз проползет вокруг большого жертвенника, в кровь сбивает колени и в грудь себя бьет, грохот идет, словно по пустой бочке лупит. — Нету язычников, нету! Зато есть люди похуже язычников. Антихристово семя, перед ними дрожит сам святой папа в Риме! Разные там школяры-недоучки и лоботрясы, вроде музыкантова сына. Ему бы прийти в родное село в черной мантии да со святой книгой, а он сперва сам из школы сбежал, а потом к нему припорхнула девица, а лучше сказать, грешница Магдалина, лицо — кровь с молоком, до того городскими помадами размалевалась. И вот живут-поживают у Дармоеда блудный сын, мот и транжира, да грешница Магдалина, а почтенный папаша, музыкант Йожица, играет на своем облупленном басе бедного Лазаря да подбирает крошки с щедрого стола сынка и его любовницы. Вот как у нас теперь! А еще считаем себя достойными идти на поклон к божьей матери Бистрикской!

— А нам что за дело, как там у Ивицы с учением, — вмешался в разговор кто-то третий, — или где да как спознались молодые. Не наше это дело, не приведи бог! Всяк перед своим порогом метет! Главное, чтоб в приходе царили мир, закон, страх божий и небесное благословение! Иначе снова бог накажет, нашлет град и прочие несчастья на наши головы. Господин жупник у нас строгий и праведный. Дивлюсь, что он до сих пор ничего не видит и не слышит. Когда он пришел в наш приход первый раз и поглядел, как люди веселятся на хорах, на амвоне да в ризнице перед святой мессой, вспыхнул, что твой Спаситель, когда увидел торговцев и фарисеев у храма иерусалимского. Выгнал жупник всех франтов и ротозеев, какие перед святой мессой дурака валяли, языки чесали, пересмеивались на хорах, на амвоне да в ризнице. Они давай жаловаться епископу, и во дворец к нему ездили, да напрасно! Жупник был прав, и епископ его только похвалил перед всеми. А ротозеи и франты продолжали противиться священнику, не покорялись, не слушались. Но разве мог он отступить, когда сам епископ одобрил его приказание? И кончилось дело тем, что одних непокорных да непослушных честь по чести накормили березовой кашей, а других в каталажку посадили на строгий ноет!

— Еще бы! Еще бы! Господину жупнику давно пора проснуться, хорошенько глаза протереть да спросить с молодых да с музыканта Йожицы по христианскому счету перед богом и людьми! Он ведь духовный пастырь и богатых, и бедных, и господ, и крестьян! — снова влезла Барка, поднимая к небу свои четки и трижды целуя висящий на них маленький желтый крестик.