В пятницу раввин встал поздно - [5]

– В этом деле имеются некоторые не совсем ясные аспекты. Я заметил, например, что вы, мистер Шварц, говорите просто о "Саре", тогда как вы, мистер Райх, называете ее миссис Вайнбаум. Объясняется ли это просто бесцеремонностью мистера Шварца, или тем, что миссис Вайнбаум состоит со Шварцами в более близких отношениях, чем с Райхами?

– Она была членом нашего кружка. Мы все были друзьями. Кто бы ни устраивал у себя вечёр или что-нибудь в этом роде, непременно пригласит и ее.

Раввин посмотрел в сторону Райха, и тот сказал:

– Я бы сказал, что с ними она была в более близких отношениях. Мы и познакомились с ней через Бена и Миру. С ними она была особенно близка.

– Да, это, пожалуй, так, – согласился Шварц. – Но что из этого?

– И поехала она тогда в вашей машине?– спросил раввин.

– Да, но это было просто случайно. Куда вы клоните, рабби.

– Я клоню к тому, что она практически была вашей гостьей, и что вы отвечали ва нее в несколько большей степени, чем мистер Райх.

Мистер Вассерман нагнулся вперед.

– Да, я полагаю, что вы правы, – согласился Шварц и на этот раз.

– – В таком случае, вызвавшись отвезти ее домой, мистер Райх, может быть, оказал вам услугу в какой-то мере?

– Он и самому себе оказал услугу. У него был сильнейший насморк и ему очень хотелось домой.

– Разве он намекнул вам на это до того, как миссис Вайнбаум позвонили из дому?

– Нет, но мы все и так знали, что он хочет домой.

– А если бы миссис Вайнбаум не позвонили, думаете ли вы, что он попросил бы у вас машину?

– Вряд ли.

– Тогда, я думаю, мы можем считать установленным, что, доставив миссис Вайнбаум домой, он оказал вам услугу, какой бы выгодной она ни была для него самого.

– Никакой разницы я тут не вижу. Что же из всего этого следует?

– А то, что в первом случае он был бы просителем, во втором же – вашим агентом. Это разные вещи, и законы, которые на них распространяются – тоже разные. В качестве просителя вся ответственность за сохранность машины лежала бы на мистера Райха. Чтобы сложить с себя ответственность, ему пришлось бы доказать, что налицо была течь, и что никакой халатности он не допустил. Мало того, он должен был бы проверить состояние машины, прежде чей сесть за руль. В качестве же агента он вправе был предположить, что машина в хорошем состоянии, и доказательства о том, что она была исправна, обязаны представить вы, мистер Шварц. И вы же обязаны доказать, что имела место халатность.

Вассерман улыбнулся.

– Никакой разницы я тут не вижу. В обоих случаях он допустил грубую халатность, и я могу это доказать. В картере не было ни капли масла. Это не я говорю, а механик гаража. Разве ж это не халатность – ездить на машине и не позаботиться о масле?

– А откуда мне было знать, что нехватало масла?– вскипел Райх.

До сих пор они обращались только к раввину, а если им нужно было что-то сказать друг другу, то тоже только через раввина. Но тут Шварц, резко повернулся к Райху и выпалил:

– Ты же заправил ее бензином?

– Ну заправил. – Райх тоже обернулся к Шварцу. Сев за руль, я заметил, что там меньше полубака. Проездив с час, я завернул на заправку и набрал полный бак.

– Но ты не велел проверить масло?

– Нет. Ни масло, ни воду-в радиаторе и в аккумуляторе, ни давление воздуха в шинах. Рядом со мной сидела нервная, чуть ли не истеричная женщина, которая даже заправки бензином никак дождаться не могла. Да и зачем было проверять все? Машина ведь новая, не какой-то там старый драндулет.

– А вот Сара сказала Мире, что она обратила твое внимание на масло.

– Точно. Но только после того, как мы отъехали от заправки километров десять или пятнадцать. Я еще удивился – зачем? И тут она мне рассказала, что по дороге туда ты велел проверить масло и даже долил несколько литров. "Тогда нам тем более не нужно" – сказал я, на том разговор о масле и кончился. Вскоре она задремала и проснулась только тогда, когда мотор заглох; ей показалось, что мы уже дома.

– Ну, знаешь, – настаивал Шварц, – когда отправляются в такую дорогу, то обычно проверяют масло и воду при каждой остановке.

– Минуточку, мистер Шварц, – перебил его раввин. – Я, правда, не механик, но все-таки мне непонятно, для чего нужно долить в новую машину несколько литров масла.

– Потому что где-то была небольшая течь. Ничего серьезного. Просто я как-то заметил в гараже несколько капель масла на полу и сказал об этом Элу Бекеру. Он сказал, что исправит и что беспокоиться мне не о чем: я могу ездить сколько угодно, а там пригоню ему как-нибудь машину, и он тут же все сделает, что-нужно.

Раввин взглянул на Райха – может, тот хочет что-то добавить в ответ, – затем откинулся в своем кресле и задумался. Наконец он снова выпрямился и положил руки на стол.

– Вот это, – показал он на лежавшие перед ним книги, – два из трех трактатов Талмуда, в которых речь идет о том, что мы назвали бы не связанным с нарушением контракта или договора правонарушением, дающим, однако, право на предъявление иска. Эта тема разработана в Талмуде весьма и весьма подробно. В первом томе речь идет об ущербе вообще: один лишь раздел, трактующий о бодливом быке, например, занимает целых сорок страниц. Разработан один общий принцип, который применялся раввинами очень широко при рассмотрении всевозможных дел, связанных с ущербом. Речь’ идет о фундаментальном различении между ТАМ и МУАД, то есть между обыкновенным быком и тем, который уже заслужил себе репутацию бодливого раньше. В случае увечия, на хозяина последнего возлагалась гораздо большая ответственность, чем на хозяина обыкновенного быка, так как тот знал о бодливости своего быка и, следовательно, должен был принять особые меры предосторожности. – Он взглянул на Вассермана, который кивнул в знак согласия.