В пустынях Казахстана - [13]
Пастух в ужасе пятится от змеи.
— Нет, нет, пожалуйста, не надо, — умоляет он. — Твоя змея все равно страшная. Твоя змея, как беркут. Она тебе ищет другую змею.
Лохматый пес смотрит на удавчика, устрашающе ворчит и скалит зубы.
Гадюк я заталкиваю в мешочек, а удавчика — в карман. Теперь я не один, нас четверо. Ну что же, продолжим путь дальше! Нелегко ехать на велосипеде по полевой дороге с грузом. Со мною спальный мешок, запас еды и воды.
Через несколько часов пути далеко над горизонтом заметил белое зарево. Уж не там ли Сорбулак? Свернув с дороги, иду целиной по направлению к нему, лавируя между кустиками терескена и верблюжьей колючки. Еще час пути — и открылась обширная впадина километров десять в диаметре, искрящаяся белой солью. Испокон веков сюда, в эту громадную чашу, стекались талые и дождевые воды. И грунтовые воды залегают недалеко. Земля, нагреваемая и подсушиваемая солнцем, как фитиль, впитывает влагу. Вода, испаряясь, оставляет на поверхности соли. За многие тысячелетия здесь скопилась масса солей. Так и возникает то, что казахи называют «сор». Кое-где по впадине разгуливали легкие смерчи, поднимая в воздух белую пыль. Впадину пересекала казавшаяся на белом фоне черной узенькая полоска воды, окаймленная реденькими тростниками.
Обширные солончаки, поросшие солянками, окружают урочище Сорбулак
Вода в ручье соленая. У его истока виднелось маленькое болотце, с краю которого из-под земли выбивались струйки почти пресной воды. Здесь я и остановился.
Обширная площадь топкой грязи, прикрытая белым налетом, кое-где сверкала длинными причудливыми кристаллами соли. Полнейшее безлюдье и тишина создавали своеобразное настроение. Здесь оказалось много разнообразных насекомых. Пресное болотце, судя по следам, посещалось многими жителями пустыни. Тут были отпечатки лап и барсука, и лисицы, и даже нескольких волков. Пить воду сырой невозможно: она сильно пахла сероводородом. По опыту я знал, что запах этого газа легко исчезает при кипячении.
По тонкому илу наследил барсук
Среди солянок оказалось множество нор тарантулов, которыми я тогда особенно интересовался.
Наступил вечер. Высоко над землей стали быстро проноситься какие-то бабочки. При полном безветрии они все летели в одном направлении — почти на запад. Но ни одной из них мне не удалось пойман». Массовые перелеты бабочек известны издавна. Некоторые бабочки летят осенью на юг, где зимуют, а весной, подобно птицам, возвращаются на северную родину. Но о бабочках пустыни, совершающих перекочевки, никто ничего не знал.
Потом раздались легкие пощелкивания о брезентовый верх спального мешка: что-то почти отвесно, подобно дождю, падало сверху. Вот пощелкивания стали учащаться, и вокруг на земле закопошились маленькие жужелицы-омары. Жуки, видимо, тоже летели на большой высоте. Неужели и они затеяли массовое переселение и пролетая над пустыней, внезапно снизились? Как будто подобные вещи не известны для жужелиц! Дождь из жужелиц продолжался недолго.
Еще более сгустились сумерки. Начала гаснуть вечерняя зорька, и, как бывает на юге, быстро наступила ночь, загорелись звезды. День закончился, пора бы вскипятить чай и вдоволь напиться после жаркого дня и тяжелого путешествия. Топлива не было. Все же из мелких стеблей растений я разложил маленький костер и повесил над ним котелок с водой.
Стояла удивительная тишина, было слышно тиканье карманных часов и биение крови в висках. Иногда раздавалось гудение, отдаленно похожее на звук мотора самолета. Потом гудение стало громче. Совсем рядом пролетело что-то большое, черное и шлепнулось у костра. Это был самый крупный из наших жуков-навозников — гомалокопр, бронированный красавец, с широкими передними ногами — лопатами, лакированным черным костюмом. Вслед за ним второй жук, покружившись в воздухе, упал прямо в костер, разбросав его маленькое пламя. Третий стукнулся о дужку котелка. Воздух наполнился жужжанием крыльев, а сухая трава зашелестела от множества жуков. Вскоре костер был разбросан, а красавцы навозники ползли и летели со всех сторон. О чае не приходилось и думать… Попил тепловатой, пахнущей сероводородом воды, залез в спальный мешок. Лет жуков постепенно затих, а те, что приземлились возле меня, расползлись или улетели.
Жук-навозник, бронированный красавец
Ночью с холмов раздался заунывный вой волков. Хищники были явно недовольны, что я занял место водопоя. Потом что-то крупное застучало лапами по спальному мешку. Я пригляделся. По брезенту бродила большая фаланга. Размахивая ногами в мешке, попытался ее сбросить. Но она, такая наглая, промчалась к голове, по пути схватила меня за палец и скрылась в темноте.
На соленой впадине я провел еще один день. Царапина от укуса фаланги в сухом и солнечном климате пустыни быстро присохла. Впрочем, о ней я не беспокоился: фаланги не имеют ядовитых желез, и слухи об опасности этих паукообразных вымышлены. Но на следующий день уже не было больших навозников, и никто не мешал кипятить чай, совсем не летели бабочки, не падали сверху жужелицы-омары, исчезли и волки, и вечер казался обыденным…
Фаланга — ночное животное, и увидеть ее при дневном свете можно только рано утром
