В пустынях Казахстана - [12]
Здесь вдоволь мест для стоянки: безлюдная пустыня раскинулась на десятки километров. Но всюду ровные вершинки холмов заняты колониями большой песчанки, земля изрешечена их норками и оголена. Иногда машина проваливалась в подземные галереи этого грызуна и с трудом выбиралась из неожиданной западни. Ночевать вблизи поселения этого жителя пустыни не хотелось. Большая песчанка иногда болеет туляремией. На ней могут быть блохи…
С трудом нашли чистую площадку, вблизи которой не было ничьих нор, быстро попили чай, приготовили постель и легли спать. Пологов решили не растягивать: место было очень безжизненное, вряд ли здесь обитали скорпионы, каракурты и комары, из-за которых путешественнику приходится на ночь принимать меры предосторожности.
С бивака открылась чудесная панорама пустыни. Вдали к югу простиралась далекая долина реки Или, зеленая полоска тугаев, окаймлявшая едва различимую белую ленточку воды, за ней высился хребет Кунгей-Алатау с заснеженными вершинами, а западнее — Заилийский Алатау.
Стало темнеть. Царила тишина. Чувствовалась едва уловимая плавная тяга воздуха.
И тогда появились комары. С легким звоном один за другим они плавно проносились над нашими головами, не задерживаясь и не обращая на нас никакого внимания. Лишь иногда некоторых из них привлекала компания из трех человек, устроившихся на ночлег на земле возле машины. Поведение комаров было настолько необычным, что мы все сразу обратили на это внимание. Чем объяснить отсутствие интереса комаров к человеку в местности, где на десятки километров вокруг не было ни поселений, ни домашних, ни крупных диких животных? Оставались одни предположения.
Ближайшее место выплода комаров — река Или — от нас километрах в пятнадцати. Там комариное царство, и в нем мало комаров которым доставалась порция крови, необходимая для созревания яичек.
Кроме того, звери давно привыкли на ночь перебираться подальше от реки в пустыню, на просторы, на ветерок, подальше от комариной напасти. Да и человек, надо полагать, с древнейших времен по той же причине избегал ночлега в пойме реки. Поэтому с попутными ветрами и привыкли комары отправляться в пустыню за добычей, с ветрами же и возвращаться обратно. Сухие пустыни вблизи реки Или кишели комарами, и в этом мы не раз убеждались во время многочисленных путешествий.
Но какая добыча могла привлекать комаров в этой безжизненной пустыне? Очевидно, единственная — большая песчанка, городки которой виднелись едва ли не на каждом шагу. В норе комар безошибочно находил того, кого искал, и, сытый, отправлялся в обратный путь. Песчанкам же деваться некуда. Привыкли к тому, что их подземные жилища кишели блохами, клещами, москитами и комарами. Так постепенно и развился в местном комарином племени инстинкт охоты за обитателями пустыни, и те, у кого он был особенно силен, равнодушно миновали другую добычу. Среди кровососущих насекомых нередка подобная специализация.
Ночь в пустыне, уложенной плотно лежащими черными камешками, в виду далеких гор, под чистым небом с яркими звездами была хороша, прохладна, тиха и спокойна. Последняя ночь путешествия в Белые горы.
Бессточная впадина Сорбулак
Вспоминаю свою первую поездку на Сорбулак, как сон. Была она давно, вскоре после окончания Великой Отечественной войны и возвращения из армии, и запечатлелась на всю жизнь.
…Весна, пустыня прихорашивается, покрывается нежной зеленью. Здесь всюду норки пустынного тарантула с аккуратно подогнанной крышечкой. Еще видны норки пустынных мокриц, пчел-галикт, свежие холмики насыпей желтых муравьев туркестанских кампонотусов. Иногда я теряю ориентир и оглядываюсь — где мой велосипед? Он едва виден среди кустиков терескена.
Но вот глаза подмечают необычное. Проходят секунды, пока доходит до сознания: степной удавчик! Я рад встрече. Он удивительно покладист, лежит спокойно на руках, и его желтые глаза невозмутимо смотрят на окружающее. Удавчика я обязательно возьму с собой, мы теперь будем до самого города вместе путешествовать. Я спешу к велосипеду и, едва сделав несколько шагов, натыкаюсь на степную гадюку. Она шипит, извивается, раскрыв пасть, делает резкий бросок вперед — пугает меня. Гадюку тоже надо бы привезти в город, в Институт зоологии, герпетологам. Удавчика я кладу в карман, а гадюку, схватив за шею пинцетом, несу к велосипеду и вдруг, вот случайность, натыкаюсь на другую. Придавив ее ногой, думаю, что с нею делать. В это мгновение вижу всадника с большим лохматым псом. Он держит его, наверное очень злого, на веревке, с испугом смотрит на гадюку в пинцете, переводит взгляд на вторую под ногой и замечает 31 удавчика, выглядывающего из кармана. В стороне медленно плывет отара овец. Вот как я увлекся! В глухой пустыне не заметил ни собаки, ни всадника, ни овец. Пастух резко отворачивает коня в сторону. На его лице написан страх и удивление.
В это время удавчик выбирается из кармана. Приходится его брать в левую руку, в правой, в пинцете, — гадюка.
— Зачем змею держишь руками, почему не кусает?
— Эта змея добрая, — поясняю я. — Вот видишь, голова у нее узкая, хвост толстый, зрачок круглый. А эта змея, — показываю я на гадюку, — злая, голова широкая, хвост тонкий, зрачок, как у кошки. На, возьми, подержи в руках добрую.
