В пучине бренного мира. Японское искусство и его коллекционер Сергей Китаев - [80]

Шрифт
Интервал

III-26C. “Хэ гассэн”, 1847. Библиотека Университета Васэда. Собирание боевого отравляющего вещества в два мешка.

III-26D. “Хэ гассэн”, 1847. Библиотека Университета Васэда. Открытие мешка с газом.

III-27. Утагава Хиросигэ. Такуми, персонаж в ритуальном наряде, украшенном эмблемой Хаккаку. Сэндзяфуда.

III-28. Неизвестный художник школы Утагава. Кунжутные охаги наших дней. 1868.

E-1. Utagawa Kuniyoshi. Kiheiji Rescued from the series Ten Heroic Accomplishments of Tametomo (Tametomo homare no jikketsu). 1847–1852.

E-2. Sergei Kitaev on the conning bridge of the cruiser Admiral Kornilov. С. 1894–1896.

E-3. Beata G. Voronova in her office at the Pushkin Museum. June 2007. Photo by the author.

E-4. Iaponskaya graviura (Japanese prints), the 2008 Pushkin Catalogue; volume 2 open. Photo by the author.

E-5. Tsukioka Yoshitoshi. The Spirit of a Virtuous Woman Sitting under a Waterfall (Seppu no rei taki ni kakaru zu), from the series New Forms of Thirty-six Ghosts (Shinkei sanju-rokkaisen). 1892.

E-6. Letter from Sergei Kitaev to Pavel Pavlinov. Aug. 20, 1916. Department of Manuscripts, Pushkin State Museum of Fine Arts, Moscow (stock 9, inventory II, document 608).

E-7. Sergei Kitaev. One page of the Brief List, a description of his Japanese print collection, from a draft of a letter to Vasily V. Gorshanov. 1916. Department of Manuscripts, Pushkin State Museum of Fine Arts, Moscow (stock 9, inventory I, document 22).

E-8. List of Hokusai hanging scrolls from Kitaev’s guide to the exhibition of Japanese painting in St. Petersburg. 1905. Private Collection, Moscow.

Е-9. The 1905 Exhibition. Kitaev delivers a lecture. Photo: courtesy of Nicholas Roerich Museum, New York.

E-10. Kitagawa Utamaro II (?-1831). Infant Komachi (Osana Komachi), from the series Little Seedlings: Seven Komachi (Futabagusa nana Komachi). C. 1803. Color woodcut, ōban. Published in Impressions Journal, vol. 32 (2011), p. 57.

E-11. Denkosai / Shisai (?). Xylophone (mokkin), shogi figures and a screen with the depiction of sparrows. Big surimono. 1850. Collection of Georg Gross, Zurich. The commemorative surimono dedicated to the 13th anniversary of Utaemon III with inclusion of his poem signed by his literary alias Baigyoku.

E-12. Ryuryukyo Shinsai. Target, bow and arrows.Surimono. Shikishiban. Published in Impressions Journal, 2011, vol. 32, p. 58.

E-13. Utagawa Hiroshige (signed Utashige). Hachiman. Senjafuda. Published in Impressions Journal, 2011, vol. 32, p. 59.

Размеры гравюр

Все размеры были стандартизированы и укладывались в четкие логические параметры. Они были связаны с размером листа бумаги хōсё 奉書 – букв. “для письменных подношений”. Это была толстая белая бумага из луба тутового дерева ко – дзо 楮 (“рисовая бумага” – распространенное заблуждение), которую с раннего Средневековья делали в провинции Этидзэн и некоторых других. Размер деревянной рамы для такого листа был примерно 1 сяку 4 суна на 1 сяку 8 сунов, т. е. 42,5 × 56 см (нередко на 2–3 см меньше). На основе этого модуля строились все размеры гравюр[262].

О – босёдзэнсибан 大奉書全紙判 – размер в большой полный лист. Использовался для памятных дорогих суримоно.

Нагабан 長判 – 21 × 56 см – разрезанный вдоль (по середине короткой стороны) лист хōсё. Использовался для ранних суримоно с большим количеством текста.

Ёко-тю̄бан 横中判 – 21 × 28 см – разрезанный по вертикали нагабан или четверть хōсё. Был популярен в разных жанрах, особенно для суримоно с хайку стиля камигата.

Какубан 角判 (он же сикисибан 色紙判) – 21 × 19 см – нагабан, разрезанный на три части по вертикали или одна шестая хо – сё. Стандартный формат для суримоно с кёка.

Яцугирибан 八つ切判 (букв. “осьмушка”) – 21 × 14 см – разрезанный на четыре части по вертикали нагабан или на восемь частей хōсё.


Если резать хōсё поперек (по середине длинной стороны), то можно получить:

О – бан 大判 – поллиста, 38 × 25 см. Тю̄бан – половина ōбана.

Татэ-тю̄бан 立中判 (стоячий тю̄бан) – пол-ōбана, четверть хōсё.


Существовал еще менее распространенный размер листа малый хōсё, из которого получались аибаны 合判 (т. е. малые обаны, 34 × 23 см) и кобаны 小判 (т. е. половины аибанов).


Рекомендуем почитать
Наука Ренессанса. Триумфальные открытия и достижения естествознания времен Парацельса и Галилея. 1450–1630

Известный историк науки из университета Индианы Мари Боас Холл в своем исследовании дает общий обзор научной мысли с середины XV до середины XVII века. Этот период – особенная стадия в истории науки, время кардинальных и удивительно последовательных перемен. Речь в книге пойдет об астрономической революции Коперника, анатомических работах Везалия и его современников, о развитии химической медицины и деятельности врача и алхимика Парацельса. Стремление понять происходящее в природе в дальнейшем вылилось в изучение Гарвеем кровеносной системы человека, в разнообразные исследования Кеплера, блестящие открытия Галилея и многие другие идеи эпохи Ренессанса, ставшие величайшими научно-техническими и интеллектуальными достижениями и отметившими начало новой эры научной мысли, что отражено и в академическом справочном аппарате издания.

Валькирии. Женщины в мире викингов

Валькирии… Загадочные существа скандинавской культуры. Мифы викингов о них пытаются возвысить трагедию войны – сделать боль и страдание героическими подвигами. Переплетение реалий земного и загробного мира, древние легенды, сила духа прекрасных воительниц и их личные истории не одно столетие заставляют ученых задуматься о том, кто же такие валькирии и существовали они на самом деле? Опираясь на новейшие исторические, археологические свидетельства и древние захватывающие тексты, автор пытается примирить легенды о чудовищных матерях и ужасающих девах-воительницах с повседневной жизнью этих женщин, показывая их в детские, юные, зрелые годы и на пороге смерти. Джоанна Катрин Фридриксдоттир училась в университетах Рейкьявика и Брайтона, прежде чем получить докторскую степень по средневековой литературе в Оксфордском университете в 2010 году.

Санкт-Петербург и русский двор, 1703–1761

Основание и социокультурное развитие Санкт-Петербурга отразило кардинальные черты истории России XVIII века. Петербург рассматривается автором как сознательная попытка создать полигон для социальных и культурных преобразований России. Новая резиденция двора функционировала как сцена, на которой нововведения опробовались на практике и демонстрировались. Книга представляет собой описание разных сторон имперской придворной культуры и ежедневной жизни в городе, который был призван стать не только столицей империи, но и «окном в Европу».

Русский всадник в парадигме власти

«Медный всадник», «Витязь на распутье», «Птица-тройка» — эти образы занимают центральное место в русской национальной мифологии. Монография Бэллы Шапиро показывает, как в отечественной культуре формировался и функционировал образ всадника. Первоначально святые защитники отечества изображались пешими; переход к конным изображениям хронологически совпадает со временем, когда на Руси складывается всадническая культура. Она породила обширную иконографию: святые воины-покровители сменили одеяния и крест мучеников на доспехи, оружие и коня.

Кумар долбящий и созависимость. Трезвение и литература

Литературу делят на хорошую и плохую, злободневную и нежизнеспособную. Марина Кудимова зашла с неожиданной, кому-то знакомой лишь по святоотеческим творениям стороны — опьянения и трезвения. Речь, разумеется, идет не об употреблении алкоголя, хотя и об этом тоже. Дионисийское начало как основу творчества с античных времен исследовали философы: Ф. Ницше, Вяч, Иванов, Н. Бердяев, Е. Трубецкой и др. О духовной трезвости написано гораздо меньше. Но, по слову преподобного Исихия Иерусалимского: «Трезвение есть твердое водружение помысла ума и стояние его у двери сердца».

Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .