В пучине бренного мира. Японское искусство и его коллекционер Сергей Китаев - [41]

Неизвестный ремесленник конца XIX в.

Unknown forger, end of 19th c.

Поэт: Маннэн Сайдзю

Эта не слишком выразительная картинка служит занимательным примером того, какие сложности подстерегали западных энтузиастов японского искусства в первые годы собирательства. К девяностым годам XIX века многие лучшие гравюры, особенно суримоно, уже ушли с рынка или резко взлетели в цене. Самодеятельные умельцы ответили на удивительный для них спрос иностранцев предложением замены разной степени достоверности и мастерства. Иногда это были точные и тщательные перегравировки старых досок, а подчас довольно приблизительные новорезы “по мотивам”, да еще с добавлением подписи любимых европейцами Хокусая или Утамаро. Но изготовители копии под условным названием “Женщина с сямисэном” превзошли своих более деликатных коллег по цеху подделок.

Композиция выглядит несколько странной: женщина поправляет заколку кандзаси 簪 рядом с комодом, который стоит как-то боком, на нем нет ни зеркала, ни аксессуаров, используемых при туалете. Вся сцена кажется неуравновешенной и недоделанной. Хокусай работал в разных стилях, и подчас сложно определить его руку исключительно по манере рисунка, но создавать такую топорную композицию он явно не стал бы. Однако загадка ее довольно проста, хотя и требует изрядной насмотренности: это халтурный “переклад” большого (21 × 28,1 см) суримоно Сигэнобу 1820-х годов с тремя женщинами-музыкантами.

III-6

III-6А

Янагава Сигэнобу

Три музицирующие женщины. Ōбан. Конец 1820-х гг. Музей Метрополитен, Нью-Йорк.

Yanagawa Shigenobu

Three Musicians. Oban. End of 1820ss. Metropolitan Museum, New York.

Стихотворение Маннэн Сайдзю:

Пер. Е. Маевского

В стихотворении говорится, что в новогодние дни гейши нарасхват. “Ёи кокоро” может означать не только “опьяневшая”, но и “добрая” душа. Благодаря употреблению омонимов (поэтический прием какэкотоба) содержание приобретает двусмысленный характер. Намеком на некоторую усталость от работы служит немного растрепанная прическа, а предположить возможное сексуальное продолжение позволяет несколько раз выглядывающее из-под подола кимоно красное исподнее косимаки.

О том, что китаевский лист является работой 1890-х годов, говорит и специфически побуревший тон бумаги. Кроме того, в его коллекции было три отпечатка этой композиции, немного различающихся по цвету. Лежавших стопкой несколько десятков лет оттисков старой гравюры, будь то Хокусай или Сигэнобу, быть не могло. Вполне вероятно, Китаев знал, что гравюры, продававшиеся по невысокой цене и доступные в нескольких экземплярах, являются перегравировками, и покупал по несколько для обмена с коллекционерами или для подарков. Но того, что данный лист является грубой подделкой с переиначенной композицией и фальшивым именем, он знать, конечно, не мог.

7 Лиса, женщина и ловушка

A Fox and a Woman with a Trap Between Them. 狐の釣り女

Суримоно, сикисибан

Цветная ксилография, слепое тиснение

Подпись: Утамаро га (фальшивая)

Каталог 2008, т. 1, № 279, инв. № А.30155

Воспроизведен отпечаток из: галерея Бунтин, Гонолулу

Псевдо-Утамаро I

Pseudo-Utamaro I

(his signature, counterfeited)

Поэт: Содзюро Нагатоси

На гравюре начертаны незамысловатые по содержанию и трудные для дешифровки из-за скорописной каллиграфии стихи:

Они подписаны именем Со̄дзю̄ро̄ Нагатоси 松寿楼永年. Это был поэтический псевдоним литератора и рассказчика ракуго (ракуго – это вроде стендапа, только выступающий не стоит, а сидит), более известного как Утэй Эмба II (二代烏亭焉馬, 1743–1822). Он также писал стихотворения кёка для суримоно и сотрудничал с такими художниками, как Кунинао, Хоккэй и др. Комментарий последует чуть позже.

Наличие этого стихотворения является аргументом в пользу того, что это суримоно было изначально сделано в начале XIX века. Но проблема в том, что, несмотря на четкую подпись “Утамаро”, знаменитый Утамаро практически не делал суримоно (известны лишь три-четыре листа, которые с натяжкой можно отнести к суримоно из-за их нестандартного для этого жанра формата или отсутствия стихотворений). А самое главное – рассматриваемая гравюра бесспорно была напечатана в конце XIX века и принадлежит к перегравировкам старого (в лучшем случае) или фальшивкам (что вполне может быть).

III-7

Смысл композиции тоже весьма непрост и неоднозначен. Прежде всего, сочетание лисы (или коварного лиса-оборотня), охотника и ловушки – это хорошо известная японцам того времени отсылка к сценическому жанру кёгэн – это были юмористические сценки, служившие интерлюдиями во время спектаклей театра Но. (Впрочем, кёгэн могли играть и отдельно.) В пьеске “Цури кицунэ” (“Ловушка для лисы”) старый лис-оборотень, у которого охотник поймал (убил, шкуру продал, а мясо съел) всех родственников, оборачивается почтенным монахом, приходит к охотнику и назиданиями о буддийских заповедях не убивать живое убеждает его отказаться от своего промысла. Охотник обещает, но не спешит убрать ловушку. Мимо нее на обратном пути к себе в нору проходит лис, видит приманку – жареную крысу – и не может совладать с гастрономическим искушением, долго танцует танец вожделения, потом прыгает на крысу, попадает в ловушку, тут охотник прибегает, танцует танец удачливого зверолова, но лис тем временем умудряется освободиться и убегает. Занавес.