В предгорьях Урала - [60]

Матрос давно просился в «штормовую непогодь». Епифан Батурин находился где-то в Становской волости по заданию Укома. Он сколачивал в селах и деревнях боевые дружины.

Обстановка в стране была тревожной. После июльской демонстрации в Петрограде назревали открытые бои с контрреволюцией. Корниловское восстание открыло глаза многим, кто еще верил в «демократию» Керенского. Ряды большевиков Зауралья пополнялись. За батраками и крестьянской беднотой потянулись и середняки. В селах Закамалдиной и Растотурском, где в Советы пролезли кулаки и их прихлебатели, дело дошло до открытой стычки. Поднималась и беднота Черноборья и Станового. В Зауралье, как и по всей стране, назревали крупные политические события.

Сила Ведерников с помощью сотника Пономарева отнял у донковцев сено, которое они накосили на лугах богатых казаков.

— В даровые работнички попали, — глядя на длинный ряд донковских подвод с сеном, потянувшихся с лугов к станице, злорадствовал Ведерников. Возле каждого воза ехал вооруженный казак из сотни Пономарева.

— Нагайкой пошевеливайте этих лапотошников, — учил Сила казаков, — пускай другой раз не зарятся на чужие луга.

Мужики были угрюмы.

Донковских фронтовиков каратели угнали в Зауральск. Пьяные пономаревцы били зачинщиков чем попало и бросили их в каталажку.

Русаков с Федотом приехал в Качердыкскую станицу ночью. До самого утра в комнате Христины светился огонек и слышались возбужденные голоса.

— Нужно копить силы для борьбы за власть Советов, готовиться к восстанию, Временное правительство оживает последние дни. Революция приближается, — говорил Русаков.

Тут же на собрании был разработан план захвата власти в Качердыке.

Проводив Русакова, Христина выехала в отдаленные казахские аулы, где скрывались от карательного отряда фронтовики.

Григорий Иванович оставил Федота в Уйской станице, а сам отправился в Зверинскую.

Выехал он рано. Земля за ночь подстыла, и лошадь Русакова бежала легко. Недоезжая до краснопольской мельницы, он заметил небольшую группу всадников, ехавших ему навстречу и оглянулся. Кругом лежала ровная степь. Ни кустика, ни бугорка, где можно было бы спрятаться на случай встречи с врагом.

Русаков отстегнул кобуру револьвера и, приподнявшись на стременах, стал вглядываться вдаль. Ехали, судя по одежде, четыре вооруженных казака. Впереди, раскачиваясь в седле, был виден тучный всадник на гнедой лошади. Сзади, растянувшись цепочкой, двигались с винтовками остальные.

«Враги или друзья» — Григорий Иванович еще раз окинул взглядом степь. Никого, за исключением приближавшихся к нему всадников.

Русаков тронул коня за повод и поехал навстречу. Расстояние уменьшалось. Передний казак крикнул что-то ехавшим сзади, и те сняли винтовки.

— Кто такой? — заплывшие жиром глаза Силы Ведерникова в упор посмотрели на Русакова.

— Что, я обязан отчитываться перед тобой, — ответил сердито Григорий Иванович и сделал попытку объехать казаков.

— Стой! — Ведерников поднял руку с нагайкой. — Куда едешь? Большевик? Заворачивай обратно в Уйскую, — скомандовал он. — Там разберемся.

Часа через два в избу уйского фронтовика Ошуркова, у которого остановился Федот, зашел его сосед Павел Казанцев.

— Утром поймали, говорят, в степи какого-то большевика и привели в исполком, — заявил он Ошуркову.

Матрос вскочил на ноги.

— Какой он из себя?

— Плотный такой. В плечах широк. С усами.

Федот накинул полушубок и, прицепив гранату, бросил отрывисто Ошуркову:

— Пошли в исполком. Это Русаков.

Одеваясь, тот повернулся к жене:

— Сбегай за фронтовиками, пускай сейчас же идут в исполком, — и, открыв подполье, вынул оттуда винтовку.

— Пошли, — кивнул он Казанцеву. Все трое поспешно зашагали к станичному комитету.

— Отвечать на ваши вопросы отказываюсь, — услышали они еще в коридоре твердый голос Русакова.

Федот пнул ногой дверь и шагнул в комнату, где стояло несколько человек.

Первым, кого увидел матрос, был Григорий Иванович, стоявший в окружении казаков. Лицо его было в ссадинах.

Матрос выхватил гранату.

— Вон отсюда, сволочи!

Перепуганный Сила Ведерников распахнул окно и лег животом на подоконник. Подскочивший к нему Ошурков рванул Силу за широкие лампасы, и в тот же миг тучное тело Ведерникова перелетело за окно. Остальные комитетчики, выхватив клинки, сбились тесной кучей в угол.

— Вон отсюда, гады! — возбужденно крикнул Федот сгрудившимся белоказакам.

Озираясь, точно затравленные волки, те потянулись вдоль стены к выходу.

На крыльце их встретили подбежавшие к исполкому фронтовики.

Защелкали затворы винтовок, угрюмые комитетчики один за другим побросали оружие.

Осенний день короток. Русаков назначил митинг на утро следующего дня. Вечером в доме Ошуркова собрались фронтовики. Григорий Иванович рассказал им о последних событиях в Петрограде.

Разошлись поздно. Стояла глубокая полночь. Русаков ушел в маленькую горенку и, усевшись за стол недалеко от окна, при свете висячей лампы стал что-то писать.

Неожиданно со стороны палисадника раздался звук выстрела, дзинькнуло стекло, и пуля, разбив лампу, впилась в стену. В комнате стало темно. Русаков отпрянул от стола. Прогремел второй выстрел, и стало тихо.