В постели с Президентом - [127]

Мама позвонила вчера, спросила, нет ли у меня денег, чтобы ей одолжить.

Ну, хорошо. Мне нужен совет. Признаюсь.

Я вынимаю мобильник и звоню папе.

Он говорит — «Привет, дочка. Сейчас говорить не могу. Я сегодня поздно работаю. Встретимся через час?»

Я говорю — «Работаешь? У тебя есть работа, папа?»

Он говорит — «Ага. Хочешь верь, хочешь нет. Знаешь маленький венгерский ресторан на Сорок Шестой и Восьмой?»

Я говорю — «Нет, но найду».

Он говорит — «В восемь вечера. Не опаздывай».

Тут прибывает поезд, и все в него заходят. Внутри поезда — много народа с усталыми и недовольными лицами, плохой кожей, и враждебными взглядами. Все места заняты и, странно, как однажды заметил сами знаете кто, на некоторых местах сидят мужчины, а некоторые женщины стоят рядом. Сюрреализм какой-то. Кондуктор кричит по интеркому, что следующая станция будет Таймз Сквер, и что нет локального сервиса на Тридцать Четвертой. Не знаю, что это значит. Двери закрываются. Вижу какого-то пожилого китайца в кепке с надписью Управление Транспортом Метрополии — он читает что-то похожее на сценарий. Знаю, как выглядит сценарий, поскольку у меня был однажды любовник, который писал сценарии. В сценариях всегда большие поля, всегда попусту тратится много места на странице.

Поезд останавливается. Я выхожу и оглядываюсь. В конце концов я замечаю надпись, на которой нарисованы, помимо прочего, красные, желтые и голубые круги, а внутри кругов — либо буква, либо цифра, и тут до меня доходит, что Номер Один — это не ранг моряка, но название линии метро. Один. Линия Номер Один. Я следую туда, куда указывает стрелка, поднимаюсь по каким-то ступеням, поворачиваю налево, потом опять налево, а затем направо, и вдруг вижу надпись, которая наконец-то что-то означает. Написано — Аптаун, 1, 2, 3. Я спускаюсь вниз на грязную платформу и Номер Два появляется почти сразу. Я решаю ждать Номер Один, как все заправские мошенники. Номер Два уезжает. Следующий поезд — Номер Три. Затем опять Номер Два. Я запуталась. Я ищу надписи, а потом вдруг слышу, как один из пассажиров говорит, что Номер Один сегодня не ходит. Подслушивать иногда полезно, что бы там сами знаете кто не говорил. И тут я вижу карту. Карта висит на большом таком, знаете, стенде, посредине платформы. Я подхожу и начинаю изучать. Вскоре я во всем разбираюсь. Номер Один делает больше остановок, но следует по той же линии, что и другие два. Это — локальный поезд, а не экспресс, а другие — экспрессы. Вот Номер Два и Номер Три — экспрессы. Они останавливаются, оба, у Верди Сквера, на шесть кварталов дальше Линкольн Центра. Это меня устраивает. Когда подъезжает Номер Два, я в него запрыгиваю.

Выйдя из метро, я иду к Линкольн Центру.

У моего отца есть работа.

Он перестал работать вскоре после того, как я родилась. А теперь опять работает. Мой папа. Нашел работу. Представляете себе.

Он переменился, выглядит моложе и здоровее. Работает официантом в каком-то глупом среднеклассовом заведении. Ему очень нравится. Это меня не удивляет. Я ожидала, что он окунется во все это с головой, с энтузиазмом исследователя и первопроходца. Он рассказывает мне, как уморительны некоторые посетители, а официанты еще смешнее, а менеджер, ужасно темный парень из Греции, совсем без образования, но зато с большим количеством волос на лице — имеет склонность к философии и читает лекции подчиненным о жизни и судьбе весь день. Папа снимает квартиру в Лонг Бич. Невероятно! Вот это уж — точно невероятно. Серьезно. Лонг Бич летом хорош, я думаю, но в феврале я бы там пяти минут не выдержала. Это — длинная такая гряда, полуостров, выдающийся в Атлантику, параллельный Лонг Айленду. Морозные ветры продувают его насквозь, и воздух всегда холодно-влажный, и люди, которые там живут в отдельных домах, никогда не выключают отопление, иначе дома загниют и развалятся. Папа говорит, что многоквартирный дом, в котором он живет, находится прямо на берегу. Затем он спрашивает про маму. Я говорю ему, что она пыталась по телефону одолжить у меня давеча несколько тысяч. Мама оказалась очень практичной. Она нашла, как продать половину своих драгоценностей за миллион с лишним, так что она в порядке. Я понятия не имела, что у нее столько золота и камней. Может, она их в тайне покупала все эти годы, чтобы себя обезопасить на всякий случай. А у меня она пыталась одолжить потому, что не следует тратить собственные фонды, когда можно взять в долг. Что ж, логично.

Может, мне нужно купить машину, как делают люди из среднего класса. Я серьезно. Водить мне очень нравится, хотя я много лет уже не водила. Последний раз — лет десять назад, когда я одолжила машину у подруги, чтобы поехать в пригород. На обратном пути я наткнулась на пробку и решила срезать путь, и поехала через огромную автостоянку перед пригородным супермаркетом. Время было позднее. Супермаркет закрыт. Я уже подъезжала к выезду, как вдруг увидела в зеркале полицейские мигалки. Меня остановили. Выходит толстая полицейская сука. Она идет ко мне, переваливаясь, и требует, чтобы я показала права и регистрацию. Я так и делаю, но спрашиваю, а в чем, собственно, дело. Она говорит — «ты уклонилась от проезда через перекресток» — что, на мой взгляд, совершенно бессмысленное заявление. Может, она просто хочет внимания. Тогда я спрашиваю ее, кому мог повредить мой проезд более коротким путем. Она говорит, что я могла задавить какую-нибудь старушку. Представьте себе старушку, идущую через стоянку супермаркета в два часа ночи. Та еще старушка. Мне выписали штраф. Я отдала машину подруге, а штраф порвала. Наверное, меня лишили прав после этого. Чтобы купить машину, мне нужно будет сделать себе права. Я не помню, как это делается. Спрашиваю у папы.