В понедельник дела не делаются - [172]

В прошлый четверг председатель суда списал Белецкой жалобу на арест от адвоката Догадина. В интересах сотрудника милиции Рязанцева, обвинявшегося в превышении должностных полномочий. Получив жалобу, судья запросила в прокуратуре документы, подтверждающие законность и обоснованность ареста.

На следующий день через канцелярию пришёл материал – полтора десятка ксерокопированных листов, каждый из которых был заверен прокурорской печатью для пакетов и невнятной закорючкой, подписью следователя Винниченко. Известного путаника и демагога.

Белецкая профессионально быстро пролистала материал.

Усмехнулась, – на нескольких листах с обратной стороны текст ксерокопирован «вверх ногами». Но качество на сей раз оказалось сносным. А то бы деликатничать не стала, завернула как нечитаемое.

Сотрудник уголовного розыска Рязанцев обвинялся по пункту «а» части 3 статьи 286 УК РФ. Своей вины в предъявленном обвинении не признал. Согласно заключению судмедэксперта, здоровью потерпевшего был причинен лёгкий вред. На очной ставке стороны остались при своих показаниях.

…Копия протокола допроса свидетеля Рожнова О. Г. на двух листах…

Этот документ Белецкая прочла внимательно. На заре судейской карьеры она сажала Рожнова, знала, какого он замеса.

…Копия справки о судимостях на Рязанцева…

«Гм, естественно пустая, раз он – действующий милиционер!»

Маргарита Борисовна, до того как стать судьей, работала юристом в горсовете. Вопросов там не решала, была барышней на побегушках, чем тяготилась. После октябрьских событий девяносто третьего года все советы по стране чохом распустил президент Ельцин. Чтобы не мутили народ. В штате вновь сформированного органа представительной власти места ей не нашлось. Предложение попробовать себя на судейском поприще поступило как нельзя вовремя.

За шесть лет судейства она заматерела, но правоохранительной, в первую очередь милицейской, кухни не познала. Сама, разумеется, так не считала. Была умной, лицемерной и памятливой.

То, что у дела Рязанцева имеется вторая подкладка, Белецкая поняла сразу. Способности Джуны для этого иметь не обязательно.

«Не зря сначала прокуратура отказала в возбуждении уголовного дела. За отсутствием состава преступления!»

Нового прокурора она видела только два раза, он произвёл на неё хорошее впечатление. Энергичный, грамотный… обалденно красивый мужик.

Белецкая невольно улыбнулась, вспомнив осанистую фигуру Треля, его волевое лицо с прорезанной ямочкой на подбородке, прекрасно сидящий на нём дорогой костюм.

«На американского актёра Алека Болдуина похож!»

Санкция статьи, по которой обвинялся Рязанцев, предусматривала до десяти лет лишения свободы. Тяжкое преступление.

Формально арестован он был абсолютно законно. Но на практике ментов за такое не закрывали. Наказание всегда назначалось условное. Милицейское начальство практически никогда не отказывалось от прожегших кафтан подчиненных. Иногда подсудимые являлись в судебное заседание в форме, а один раз сержант вневедомственной охраны даже с оружием пришёл. Подсудимый!

И сейчас всё шло по стереотипу. С утра позвонил по телефону начальник УВД Сомов, отчего-то возомнивший, что может вести себя запанибрата. Заскорузлый милицейский служака не понимал, что нельзя до бесконечности злоупотреблять хорошим отношением судьи.

Месяца не прошло, как по протекции полковника она дала десять суток тому же Рожнову за мелкое хулиганство. Материал собрали, правда, довольно качественный. Имелись объяснения независимых – милиционеры говорят: гражданских – свидетелей.

Ну и что толку?! Всё она для них сделала, а удержать бандита в спецприёмнике на отмерянный ему срок у милиции толку не хватило. Суток не прошло, как из камеры тот оказался в больнице. С диагнозом «ишемическая болезнь сердца». Кстати, об этом Белецкая узнала не от милиции. Не удосужились! От адвоката Сизова узнала, поведавшего как бы между прочим, при согласовании даты назначения гражданского дела. В действительности – с прозрачным намёком о бесполезности борьбы с большими деньгами… с мафией… Она проходила это по делу Калачёва – местного уголовного авторитета, обвинявшегося в незаконном сбыте наркотиков. «Никакая милиция не в состоянии реально защитить тебя и твоих близких от бандитов!» Эти организации вращаются на принципиально разных орбитах. Что для милиции – работа, отбывание трудовой низкооплачиваемой повинности, для криминала – вопрос существования. После мягкого приговора (так казалось и милиции, и прокурорским) по делу Клыча, её, похоже, безоговорочно приписали в коррупционерки. «Плевать! Радуйтесь ещё, что хоть столько дала. Дело-то было шито белыми нитками, чистейшей воды провокация!» Рассмотрение жалобы на арест она назначила в нечаянно образовавшемся жёстком рабочем графике окошке – на одиннадцать часов. Во что бы то ни стало нужно было прогнать до обеда, потому как в четырнадцать тридцать пойдёт склочное гражданское дело по разделу родственниками земельного участка… Из числа отменённых в кассации, со скандалами и жалобами на необъективность, только в её производстве болтающееся полгода. Подтянулись участники процесса, стороны. Адвокат Дога-дин, похожий на чеховского интеллигента в традициях старого МХАТа – в бородке клинышком, говорящий на «о», вечно удручённый семейными проблемами. Помощник прокурора Дюжева – в отвратно сидящей на ней форме, на погонах – по одинокой маленькой звездочке. Коротконогая, бедрастая, сумасбродная. Устоявшийся объект для заглазных насмешек. Дюжева не продержалась бы в системе и нескольких месяцев, не имей в активе отца, заместителя председателя областного суда. Под мышкой она держала толстую кожаную папку.